От тяжелых мыслей Старика отвлек звонок помощника.
— Ян Карлович, к вам фельдъегерь из ЦК. Прикажете пропустить?
— Пропустите, Максим Родионович.
Двойная дверь открылась, и в кабинет вошел в новенькой, с иголочки, но без знаков различия военной форме коротко стриженый мужчина средних лет.
— Фельдъегерь ЦК Егоров, — представился он. — Вам пакет. В соответствии с полученными мной инструкциями вы должны при мне его вскрыть, прочитать, а потом, расписавшись, запечатать своей печатью, вернуть. Во время прочтения, кроме нас двоих, в помещении никого не должно быть. Прошу.
Фельдъегерь подошел к столу и вручил Берзину довольно объемистый конверт с сургучными печатями общего отдела ЦК ВКП(б).
— Располагайтесь, товарищ Егоров. Судя по всему, знакомиться мне придется долго, а в ногах правды нет.
Берзин поднял трубку телефона:
— Максим Родионович, принесите чаю на двоих.
Через несколько минут дверь в кабинет открылась, и помощник на подносе принес чай в стаканах, бублики и вазочку с вареньем. Поставив все принесенное перед начальником, он спросил:
— Будут еще какие-то указания?
— Да, будут. До моего особого распоряжения не соединять ни с кем и не входить в кабинет.
Когда помощник вышел, Старик, приглашающе протянув к чаю руку, предложил:
— Угощайтесь, товарищ Егоров.
После этого вскрыл пакет и вынул из него папку. На лицевой стороне папки было написано:
«Дело N 637. Берзин Ян Карлович (Петерис Янович Кюзис)».
Перевернув обложку, Берзин увидел на первой странице свою фотографию и под ней надпись:
«Арестован 27 ноября 1937 г. по обвинению в троцкистской антисоветской террористической деятельности. Расстрелян 29 июля 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного суда. Реабилитирован посмертно 28 июля 1956 года».
Начальник разведки РККА поднял закаменевший взгляд от документов:
— Кто вы такой, и что это значит?
— Это значит, Ян Карлович, что вы обречены. Но боюсь, что мой рассказ для вас сейчас будет бессмысленной тратой времени, и поэтому я предлагаю вам следующее. Достаньте свое табельное оружие и выстрелите в меня. Куда хотите. Можете в голову, можете в сердце, можете стрелять по конечностям, если надеетесь обезвредить, а потом допросить. Только после вашего выстрела у нас получится осмысленный разговор, и вы мне поверите. Смелее, товарищ Петерис, выстрела никто не услышит, и сюда никто не войдет, пока я этого не захочу.
— Вы сумасшедший или дешевый провокатор. Я сейчас вызову внутреннюю охрану управления, и она немедленно разберется, что вы за «фельдъегерь из ЦК». Поднимайтесь.
Егоров откинулся на спинку стула:
— Охрана не придет, Ян Карлович. Ваши телохранитель с помощником испытывают сейчас прямо-таки патологическое желание сюда не входить. И не давите на кнопку «красного» вызова, что у вас под ногой. Она не работает. Хотите проверить? Прошу.
Берзин подошел к двери и попытался ее открыть. Дверь не открывалась.
— Что, не получается, Ян Карлович? — не оборачиваясь, спросил «фельдъегерь». — Сейчас получится.
Ручка двери неожиданно поддалась, и дверь открылась.
— Зовите своих людей.
Выйдя из кабинета, Берзин рявкнул на своего помощника и охранника:
— Почему не действуете по инструкции и не явились по вызову?!
Помощник, стоя по стойке смирно, отрапортовал:
— Не имеем права, Ян Карлович. В соответствии с полученным приказом из ЦК, который вы подтвердили своим распоряжением. Вот приказ. — Помощник протянул Берзину чистый, без единой буквы лист бумаги.
Оглядев внимательно своих подчиненных и ничего не сказав, Берзин вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь.
— Вы и со мной так же смогли бы — сказал он, опять усаживаясь за свой стол, напротив которого сидел странный посетитель.
— Смог бы, Ян Карлович, но не хочу. В моих интересах, чтобы вы действовали в соответствии со свободой воли, а не поступали как бездушный автомат.
— Вы настолько в себе уверены?
— Уверен, Ян Карлович, уверен. Не тяните время.
Глядя «фельдъегерю» прямо в глаза, Берзин медленно достал свой ТК, наставил его на сидевшего напротив него мужчину и выстрелил. Ничего не произошло. Сидевший напротив Берзина не упал, хрипя в агонии, разбрызгивая возле себя красные, соленые брызги. Не засучил ногами по полу в предсмертном желании любого умирающего насильственной смертью человека убежать от неминуемого. Он насмешливо смотрел на начальника четвертого управления, и только разорванная гимнастерка в месте попадания пули напротив сердца «фельдъегеря» говорила, что Старик попал в своего странного посетителя.
