– Кэтрин… – Кларисса тоже обняла ее, но без особой теплоты. – Я хочу, чтобы мы стали подругами. Очень хочу.
А потом ее усадили в экипаж. Тоби, очень взволнованный отъездом, уселся ей на колени, но виконт велел ему слезть. Тогда пес забрался на противоположное сиденье и навострил ушки, ничуть не испугавшись выговора, полученного от нового хозяина.
Наконец карета тронулась. Кэтрин, не оборачиваясь, смотрела в окно. Следовало бы помахать на прощание Клариссе и Клоду, но она не могла заставить себя оглянуться – потому что увидела бы дом, который покидала навсегда. Кэтрин крепко держалась за что-то. И вдруг поняла, что держится за руку мужа. Она осторожно убрала руку.
И тут Кэтрин все же оглянулась.
– Я забыла запереть дверь, – жалобно проговорила она. Тоби заскулил.
– Дверь надежно заперта, – сказал виконт. – Все будет в целости и сохранности, Кэтрин, пока мы не пришлем за вещами.
Было очевидно, что виконт старается успокоить жену. Но конечно, он понимал, что она беспокоится вовсе не за свои вещи. Вещи эти сами по себе почти ничего не стоили. Кэтрин лишилась своего дома, который создала сама для себя. Словно утратила какую-то частицу души.
Может быть, немалую частицу. Ей было страшно покидать коттедж.
Виконт взял Кэтрин за руки, она не противилась – в его прикосновении было что-то успокаивающее.
Клод повел жену домой через парк. Они молча шли рядом. Он взял ее под руку, но, когда они подходили к калитке, Кларисса высвободила свою руку. Клод пошел медленнее, чтобы приноровиться к ее шагам, хотя ему очень хотелось побыстрее добраться до дома.
Кларисса первая нарушила молчание. Она остановилась и с грустью посмотрела на мужа.
– Клод, – сказала она, – я больше этого не вынесу.
– Виноват, – отозвался он, взглянув на ее туфли, которые были весьма уместны в карете, но, конечно, не годились для пеших прогулок. – Следовало пойти по подъездной аллее. – Клод снова попытался взять жену под руку.
– Я этого не вынесу, – повторила она, не обращая внимания на предложенную руку.
Клод нахмурился. Разумеется, он сразу же понял, что речь идет вовсе не о неровностях тропинки. Он взглянул на Клариссу и убрал руки за спину.
– Мы больше двух недель не говорили друг с другом, – продолжала она. – Только обмениваемся нежными фразами. Вы не... вы все это время не выходите из ваших комнат. Я этого не вынесу.
– Мне очень жаль, Кларисса.
Она смотрела на него в нерешительности.
– Я предпочла бы, чтобы вы накричали на меня и рассердились. Я предпочла бы, чтобы вы меня ударили.
– И не подумаю, – сказал Клод. – Это было бы глупо. Я никогда не простил бы себе этого. И вы бы никогда меня не простили. Между нами выросла бы непреодолимая преграда.
– Значит, преграда, которая сейчас возникла между нами, – она преодолима?
– Не знаю, – ответил он после долгого молчания. – Я думаю, должно пройти какое-то время, Кларисса.
– Какое время?
Он медленно покачал головой.
– Клод, прошу вас… – Она смотрела на листву деревьев. – Я сожалею. Я очень сожалею.
– О том, что наш брак не удался? – спросил он. – Или о том, что вы чуть было не опозорили невинную женщину? Если бы Рекс не вернулся и если бы Дафна не предприняла таких решительных действий, Кэтрин действительно оказалась бы в ужасном положении. Пожалели бы вы ее в таком случае? Если бы я согласился с вами и не послал за Рексом, сожалели бы вы о содеянном? Или торжествовали бы вместе с пастором и его женой?
– Я надеялась, что Роули женится на Эллен, – сказала она. – Мне казалось, что миссис... что Кэтрин разрушила мои планы. И она действительно завлекала его и вела себя нескромно.
– Итак, – заметил Клод, – вернулись к тому же, с чего начали. Вот моя рука. Тропка здесь слишком уж неровная…
Кларисса прижалась лбом к его плечу.
– Я не вынесу этой холодности, – сказала она. – Разве вы не видите, как мне трудно смирить себя и умолять вас о прощении? Очень трудно. Прошу вас, простите меня.
Клод порывисто прижал ее к себе.
– Кларисса, – сказал он, еще крепче прижимая жену к груди, – мне тоже этого не вынести. И все мы... все живые люди... мы виноваты во множестве жестоких поступков по отношению друг к другу. Я перегнул палку в стремлении к справедливости. Простите и вы меня.
