И все, разумеется, были очарованы историей любви, столь внезапной и страстной, – леди Бэрд рассказывала об этом вдохновенно и не без остроумия. Впрочем, не исключено, что многие просто притворялись.
– Поверите ли, – доверительно сообщила леди Бэрд – подходя к кульминации рассказа, она неизменно разрумянивалась, и в глазах ее плясали веселые огоньки, – поверите ли, мой брат и в самом деле решил, что, неожиданно умчавшись на целую неделю, чтобы выхлопотать специальную брачную лицензию, он сможет вернуться в Боудли и отвести нашу дорогую Кэтрин в церковь на следующий же день? Он понятия не имеет о том, как это делается, несчастный человек! Что ж, могу вас заверить, мы с Клариссой кое-что сказали по этому поводу, не так ли, Кларисса?
При этих словах миссис Адамс всегда кивала головой в знак милостивого согласия.
– Именно так оно и было, Дафна, – подтверждала она.
– Мы пришли на помощь нашей дорогой Кэтрин. – Каждый раз в этом месте рассказа Дафна улыбалась своей будущей невестке. – Мы отослали Рекса – пусть поживет у друзей и потомится еще недельку.
Дафна чрезвычайно добра, постоянно думала Кэтрин. А ведь она, Дафна, все знает… Кэтрин не могла бы сказать, почему была так уверена в этом, но она не сомневалась: и Дафна, и Клейтон все о ней знают, хотя не сказали об этом ни слова.
Преподобный Ловеринг, которому вторила миссис Ловеринг, уверял всех и каждого: сочетать браком виконта Роули и дорогую мисс Уинсмор – причем никто не интересовался, каким образом миссис Уинтерс вдруг превратилась в мисс Уинсмор, – это для него, пастора, величайшая честь, и он ежедневно будет возносить Господу хвалу за то, что удостоился подобной чести.
Мисс Доунз была единственной, кого Кэтрин пригласила сама. Дочь бывшего пастора обняла Кэтрин со слезами на глазах, и та тоже прослезилась.
Виконт отсутствовал в течение недели. Однажды, ближе к вечеру, когда три леди возвратились домой после дневных визитов, они обнаружили его в гостиной в обществе мистера Адамса и Клейтона. Он встал и поклонился дамам; потом, глядя на Кэтрин, сказал, что она прекрасно выглядит. После чего сообщил, что их бракосочетание состоится на следующее утро. И еще добавил, что почтет за честь сопроводить Кэтрин домой, в коттедж.
Дафна же, всплеснув руками, заявила, что брат понятия не имеет, что нужно делать, и что она сама поедет в карете с Кэтрин и душкой Тоби.
И вот Кэтрин уже едет к себе домой, и Тоби клубочком свернулся у нее на коленях, а Дафна говорит, что она приедет к ней поутру, чтобы помочь одеться, прежде чем прибудет карета Клода, чтобы отвезти их обеих в церковь. Клейтон же, который согласился сопровождать Кэтрин, разумеется, прибудет в этой же карете.
Кэтрин на все была согласна. Все, что делалось для нее в течение недели, делалось без ее участия. Но все это не имело значения. Она была счастлива, что не нужно ни о чем думать.
Наконец она снова дома, снова наедине с Тоби.
До завтрашнего утра.
– Тоби. – Она опустилась на колени и обняла терьера, а тот завилял хвостом, радуясь, что вернулся в знакомый дом. – Тоби, ах Тоби!
Она заплакала, прижавшись к его теплой шерстке и чувствуя, как влажный собачий язык лижет ее ухо.
– Он выглядит так, будто собрался на прием в Карлтон-Хаус – самый консервативный клуб в Лондоне, – сказала Кларисса при виде виконта.
На нем были серые панталоны, синий сюртук – лучшая модель от Вестона, а также серебристый жилет и белая рубашка с кружевами на манжетах. Камердинер же Клода – своего он оставил в Стрэттоне – сотворил из шейного платка виконта нечто необыкновенное.
– Ты вполне похож на жениха, – сказал Клод, похлопывая брата по спине и посмеиваясь: теперь от Рекса только и будет слышно, что его шейный платок слишком туго завязан и что в комнате очень жарко.
Виконт чувствовал, что устал. Ему казалось, что это никогда не кончится. Ведь его ждал не покой, но свадьба, к которой следовало готовиться и на которой нужно выглядеть радостным.
Кэтрин же, безусловно, выглядела вчера лучше и в то же время – хуже. Тени под глазами исчезли. И она казалась не такой усталой, не такой встревоженной. Однако было в ней нечто такое… Что-то случилось с ее глазами. В них появилась пустота. Только так он мог назвать то, что увидел в ее глазах.
