Их появление, писал почти полвека назад ливанский истор ик Димитри Барамки, решительно изменило образ жизни ханаанеев; они переняли у пришлых племен умение строить корабли, пригодные для дальних морских плаваний. А те оседали на Левантийском побережье и смешивались с местными жителями, превращаясь в финикийцев.
К тому времени «система политической зависимости и экономической эксплуатации (Ханаана Египтом), вместе с восстаниями и войнами между городами, – отмечал Н.Я. Мерперт, – обусловила постепенный упадок ханаанейской культуры. Немалую опасность для нее представляли и активизировавшиеся кочевые и полукочевые группы, в том числе хабиру. Тысячелетнее противостояние между городом и подобными группами обострялось при каждом ослаблении городских систем».
По предположению австрийского историка Фрица Шахермайра, во время начавшейся смуты к власти в некоторых финикийских городах, например в Тире и Сидоне, пришли новые династии. Теперь правители этих городов стали союзниками «народов моря» и оказывали всяческую помощь тем их вождям, что «стремились добыть себе новое царство». Новые правители финикийских городов быстро семи-тизировались и все меньше отличались от своих подданных.
Отдельные племена еще продолжали вести кочевой образ жизни, превратившись в морских пиратов – чекеров, шекелешей. Они нападали на прибрежные города и деревни Финикии и Сирии и постепенно смешивались с местным населением. Переселенцы из эгейского мира, – а среди «народов моря» их было немало, – оседали в портовых городах. Именно у них ханаанеи, населявшие Финикию, учились секретам судостроения и навигации.
К сожалению, судить об этих событиях мы можем, лишь опираясь на египетские хроники. В Ливане и Сирии не найдено надписей, относящихся к периоду войны с «народами моря». Нет надежды найти известия об этих племенах и в архивах Угарита, ведь этот город был разрушен еще до нашествия народов моря.
На память о тех событиях остались лишь корабли – их изображения и затонувшие обломки. Финикийцы строили самые надежные и красивые из них; одновременно и парусники, и гребные галеры. Их острые носы легко рассекали волны, что у берегов Ливии, что у южной оконечности Африки, что в виду Британии, что на просторах Индийского океана.
Сегодня историки едины во мнении, что финикийцы были не только лучшими мореходами ранней античности, но и лучшими инженерами своего времени. Вероятно, это связано с тем, что им – насельникам нескольких богатых городов да беззащитной приморской долины – постоянно приходилось жить в опасности, ожидая нападения кочевников или армий соседних держав. Это развило в них невероятную изобретательность – тем более что учителями их на протяжении веков были египетские, а потом и критские мастера. Так, не имея надежды захватить новую землю в окрестных странах, они со временем научились строить корабли и уплывать в неизвестные страны, населенные лишь дикими племенами, основывая там колонии.
Благодаря «народам моря» у финикийцев появились, наконец, килевые суда. Эти корабли обладали значительно большей остойчивостью и плавучестью, чем египетские корабли. Изобретение киля было сродни открытию колеса. Он сразу укрепил судно и позволил связать его в продольном и поперечном направлениях.
Килевое судно восходит к лодке-однодеревке, борта которой иногда наращивали, обшивая досками. Впрочем, увидеть в ней прообраз большого пузатого корабля с продольным бревном в основании днища – мог лишь гениальный мастер. Полинезийцы, расселяясь по островам Тихого океана, плавали на лодках-однодеревках, но так и не научились строить килевые суда до появления европейцев. Для устойчивости же полинезийцы соединяли вместе две лодки, получая катамаран.
Финикийцы быстро убедились, что на килевых судах можно вернее выдерживать курс, чем на лодках с плоским днищем, что на них можно уверенно рулить при шторме, не опасаясь резкого крена, и что они лучше слушаются руля. На таких судах по-другому стали рассаживаться и гребцы: они поворачивались лицом к корме.
В отличие от египтян, финикийцы не экономили лес. Они строили корабли с высокими бортами, увеличивая их грузоподъемность. С появлением железных орудий они стали широко использовать самые твердые образцы древесины.
