— Где вас этому учили? — Дороти осторожно коснулась конверта кончиком пальца, как будто она нажимала на взрыватель неразорвавшейся бомбы.
— Мой покойный отец, смею заметить, имел небольшую картонажную мастерскую. Я мог бы, если мне любезно разрешат, показать также, как в считанные секунды клеют пакеты и другие бумажные изделия.
— Вы никогда не сидели в тюрьме или другом подобном заведении? — спросила его Дороти без обиняков.
Фишер повернулся к Патриции Хайсмит и спросил в свою очередь:
— Это выдумала глупая особа, которая всегда сопит за дверью у замочной скважины?
— Я не глупая особа, — возразила возмущенная Патриция.
Фишер не удостоил ее больше вниманием.
— Позвольте мне удалиться, миледи? Перед ужином я обычно прочитываю несколько страниц Библии. — Фишер поклонился и вышел свойственной ему гордой походкой.
Патриция опустилась на стул, достала носовой платок и начала сморкаться, что было признаком того, что слезы уже дошли до кончика носа и только благодаря железной выдержке ей удавалось сдержать рыдания.
— Могу голову дать на отсечение, что мое подозрение оправданно. Я обладаю здоровым чутьем.
— Оставь свою голову в покое, а то действительно потеряешь ее. Это подсказывает мне мое здоровое чутье, — сказала Дороти, дав понять, что разговор окончен, и вышла в парк.
С заходом солнца стало так же прохладно, как было утром, и она приказала Патриции зажечь в спальне камин.
Вечером Дороти отказалась от обычной игры в карты и сразу же удалилась в свою комнату. В Уолсе она приобрела несколько книг и собиралась почитать в тишине.
Еще не было и десяти часов, когда Дороти отложила в сторону роман Фолкнера «Мошенники» и, усевшись перед туалетным зеркалом, намазала лицо ночным кремом. Настроение у нее было чудное. На что бы она ни смотрела — на свое отражение в зеркале, серебряную сигаретницу, горящий в камине огонь или светлое пятно на стене, где раньше висел портрет ее усопшего мужа, — повсюду ей казалось, что невидимая рука выводила: двести десять тысяч фунтов стерлингов, единственная наследница — Дороти Торп. Она удовлетворенно вздохнула. Ей казалось, что стоит лишь глубоко втянуть в себя воздух, чтобы сразу же стать невесомой и вылететь через окно на улицу. Так легко было у нее на душе.
Вскоре Дороти легла в постель и погрузилась в глубокий, здоровый сон человека, совесть которого не отягощена грехами, даже если он и совершил проступки, которые не согласуются с десятью заповедями и тринадцатью тысячами семьюстами восемнадцатью параграфами английского уголовного кодекса.
Ей снилось, как покойный муж щекотал в ее носу ершиком для чистки трубки. Хихикая, он говорил, что его смерть обойдется ей дорого. Несколько раз чихнув, она наконец проснулась.
В комнате стоял едкий дым. И не успела она еще прийти в себя, как в углу, где находился камин, раздался страшный грохот. В него свалились камни. Тлеющие угли глядели из темного угла, как злые глаза, язычки красного пламени разгорались, сливались и ползли все ближе к кровати Дороти.
Не понимая, что происходит, она уставилась на огонь. Наконец, придя в себя, выпрыгнула из кровати и побежала к двери, судорожно нащупывая ручку и ключ. Наконец ей удалось обнаружить ручку, но ключа на месте не было. И как она ни дергала, дверь не открывалась.
Дороти начала барабанить кулаками по двери, кричать во весь голос, но никто не откликнулся.
Между тем пламя уже лизало сервант слева от камина, загорелась портьера. Страшная мысль осенила Дороти: «Если меня будут хоронить в семейном склепе рядом с ним, то гроба не потребуется. Для моих останков достаточно будет пакета фирмы „Вулворт“».
Дороти метнулась к окну и открыла его. Воздух освежил ее, но а помог разгореться пламени, которое разрасталось с угрожающей быстротой. Помещения старого замка были в основном отделаны деревом, и поэтому не потребовалось бы и получаса, чтобы он весь сгорел.
Дороти снова закричала, но ответом было безмолвие. До земли было метров шесть-семь, Дороти влезла на подоконник и хотела спрыгнуть вниз, но, взглянув на землю, поняла, что окончательно погибла. Под окном лежала борона, зубцы которой, словно зубы акулы, только и ждали ее. Ведь борона обычно лежит у ворот, мелькнуло у нее в голове. Как же она оказалась под моим окном?
