— Встретимся в тресте! — вдогонку прокричал Игорь Иванович.
Туриеву показалось, что он укоризненно посмотрел на него.
Глубокий вечер дышал прохладой и тишиной; по телевизору шла очередная серия занимательного фильма, улицы города пусты.
Борис и Елена вышли к мосту. Над рекою дымился туман, в лучах фонарей отсвечивая серебром. Вода плескалась, огибая устои моста. Минареты старинной мечети стремительно уходили в небо. Борис нарушил молчание:
— Что должен подготовить для тебя Васин?
— Меня пригласили выступить по телевидению в передаче «Природа и мы». Вернее, я сама напросилась, написала туда письмо, в котором рассказала о Скалистом плато, о легендах, бытующих в народе. Телестудия приняла мое предложение, завтра — репетиция. Игорь Иванович тоже решил написать для моего выступления две — три страницы о Скалистом плато. Он не теряет надежды, что нам разрешат произвести там детальную разведку на контакте известняков с гранитами Главного хребта…
Дроздова взяла Туриева под руку, подвела его к парапету.
— Будем искать месторождение золота. И найдем его!
— Блажен, кто верует.
— Не надо так, Борис. Разве мы не имеем права на мечту? Имеем! И она должна осуществиться.
— Дай-то бог.
— И это говорит следователь? Неужели ты забыл, что такое геологиня? Гео-ло-гиня, — нараспев проговорила Дроздова, — слово-то какое. Знаешь, мне кажется, что каждое слово имеет свою окраску. Геологиня — нежно-бирюзового цвета, того цвета, что приобретает море после жестокого шторма.
— А какого цвета слово «гостиница»? — улыбнулся Борис, сжимая локоть Дроздовой.
— Противного. Желтого цвета с черными крапинками.
— А что означают крапинки?
— Всякие противные запахи, отсутствие воды, кондиционера, тишины. Словом, гостиница подпадает под желтый цвет. Пойдем дальше?
Хлебный переулок начинается сразу за мостом, идет параллельно реке, упирается в здание старой мельницы. Высокие пирамидальные тополя шумят жесткой листвой.
Дверь открыли сразу, словно мать ждала их.
Евгения Дорофеевна выросла в проеме с тряпкой в руке.
— Решила пол вымыть в прихожей, — проговорила она, с любопытством глядя на Дроздову, — днем были гости. Проходите, — Евгения Дорофеевна пропустила Дроздову вперед, потянула за руку Бориса и прошептала на ухо: — Кто это? Ты впервые приходишь домой с женщиной.
— Узнаешь, мамуля, всему свое время.
Дом, в котором находилась квартира Туриевых, до революции принадлежал табачному магнату Микаэлову. Туриевы занимали три комнаты. В гостиной главной достопримечательностью являлся камин, перед которым стояло кресло Евгении Дорофеевны. Стрельчатые окна подчеркивали высоту комнаты, натертый паркет отражал свет старинной вычурной люстры.
У противоположной от двери стены белел раскрытой клавиатурой рояль.
«Беккер», — прочитала Дроздова и высоко подняла брови: она никак не ожидала, что в квартире Туриевых может быть такое музыкальное великолепие, Евгения Дорофеевна, словно прочитав ее мысли, сказала:
— Рояль достался мне по наследству от мамы. Она была прекрасным музыкантом, в десятом году аккомпанировала самому Шаляпину, когда он гастролировал в нашем городе. Господи, как давно это было! А вы садитесь, садитесь, — засуетилась Евгения Дорофеевна. Может, кофе сварить?
— Спасибо. — Елена Владимировна посмотрела на Туриева.
— Давай, мамуля, кофе. И поесть.
— Пирог подогрею, картофчин. Хорошо?
— Неси все.
Евгения Дорофеевна вышла из комнаты.
— Мы же только что ели, — укоризненно бросила Дроздова, — зачем утруждать старушку?
— Маме нравится угощать. Я всегда и стараюсь показать ей, что голоден. И никакая она не старушка. Упаси бог сказать такое в ее присутствии — обидится. Я ей дал задание прожить ровно столько, сколько прожила ее мать: сто тринадцать лет. Мама — человек исполнительный. Когда получила задание, сказала: «Тебе будет восемьдесят три, надо прожить».
Евгения Дорофеевна неслышно ходила по комнате, накрывая на Стол. Наконец пригласила:
— Садитесь к столу, дети.
Она буквально вся засветилась, когда Дроздова похвалила:
— Великолепно сварен кофе. Вы настоящий мастер!
— Мой муж любил этот напиток, Борику любовь передалась. Я знаю несколько способов приготовления кофе. Этот по-турецки.