— Но зачастую именно здравомыслящие люди верят в духов и ангелов. Материалист Виктор Гюго вместе с семьей проводил спиритические сеансы. Он не только верил в стучащих духов, но и выполнял их приказы, — говорит Поэт-Криминолог. — И, поверьте, я бы тоже охотно прибегнул к их помощи! В жизни есть такие проблемы, когда хотелось бы решить их с помощью или поддержкой высших сил. Бальзак тоже верил в духов. Когда читаешь то, что он говорил об Эммануэле Сведенборге[8] и его «Тайнах небесных», так и хочется обратиться к духам.
— В моей семье происходило такое… — возбужденно произносит Следователь.
— Подождите, удивительное только начинается, — смеется Литературовед.
— Кажется, мы засиделись, — замечает Следователь. — Давайте зайдем ко мне на работу и посмотрим увеличенные снимки «Урана». А затем вы продолжите изучение рукописей.
— После того что мы узнали о Карле Найе и его вере в тех, кто помогал ему преодолевать его страхи, я больше не сомневаюсь, что на снимках мы увидим те же знаки, что и на яхте, — заявляет Поэт-Криминолог по дороге к порту.
После долгого изучения увеличенных снимков Литературовед говорит:
— Это те же знаки, которые рисовал Карл Най. И такие же, немного измененные знаки я нашел в дневнике Лоты Най.
— Значит, никто, кроме него, не мог их нарисовать? — спрашивает Следователь.
— Я в этом уверен. Когда мы летели в Нью-Йорк, Карл сказал: «Лично я хотел бы, чтобы вы отказались от своей затеи написать книгу, но, если вы все-таки решили продолжать во что бы то ни стало, совершенно необходимо, чтобы мой слепой бенгалец благословил вас. Он должен нарисовать на вас кое-какие знаки, без чего всё, что вы напишете о моей семье, не будет соответствовать действительности. Вы должны показать в своей книге скрытую часть моих произведений, а также всех остальных членов семьи, так как во всех нас живет Арно и это под его диктовку мы пишем». Он также сказал, — продолжает Литературовед, рассматривая снимки под светом настольной лампы: — «Великие книги — это те, в которых человечество с трудом осмеливается признать себя. Это огромные безвоздушные пещеры в форме черного зеркала. Великие книги — это обрушивающиеся на вас скалы. Великие книги в отличие от всяких книжонок, которые читают в самолетах, поездах и других местах, давят на вас, как давит сама жизнь. Это действительно жизненные книги, настоящая душегубка. Вот почему, бесконечно взбираясь на вершину, я все еще пытаюсь написать великую книгу. И я очень надеюсь задушить своей последней великой книгой всех исследователей типа вас». И тут он добавил еще несколько ужасных фраз, о которых я не могу вспоминать без дрожи: «Я собираюсь написать великую книгу о семье человеческих крыс и молниеносном размножении этих крыс-литераторов. Всё будет внешне выглядеть прилично, уравновешенно, внушать доверие, но потом, под этой внешней поверхностью, произойдет мерзопакостная вещь. Это будет бездонная по своей глубине книга, где всё закончится на дне морском».
— Вы уверены в словах, которые употребил Карл Най? На вашу память случайно не повлияло то, как они все погибли?
— Такую историю о «человеческих крысах» нарочно не придумаешь, — замечает Поэт-Криминолог. — Сколько презрения и отвращения к людям нужно иметь, чтобы мечтать о том, чтобы все утонули.
— Но я еще не сказал, — продолжает Литературовед, — что он собирался издать эту книгу под псевдонимом. Достигнув всемирной славы, он хотел, чтобы эту книгу читали без предубеждения, как книгу неизвестного автора.
— Это уже верх гордости.
— Да, конечно, но и желание обрести то, чего не имеешь. Мне кажется, что старый писатель, устав от своих огромных успехов, почувствовал что-то вроде желания оправдаться… уйти в тень… Побыть немного Юлием… и самим собой. Побыть собой… и своими детьми. Собой… и тем, кем он никогда не был. Так иногда происходит со стареющими писателями, которые вместо того, чтобы прояснить какие-то моменты в своем творчестве, начинают запутывать следы. Достаточно почитать его последнюю рукопись. А вот последние сочинения Юлия, наоборот, отличаются болезненной откровенностью. В любом случае, — заканчивает Литературовед, откладывая в сторону фотографии, — могу вас заверить, что это знаки Карла Найя. Косые лучи солнца, при которых проходила съемка, очень отчетливо их выделили.
