— Так что же она показала? — спросил Билл.
Кейли пересказал им то, что якобы услышала утром Элси, когда проходила мимо кабинета.
— Вы же в это время были в библиотеке, — отметил Энтони, впрочем, скорее для себя. — Вполне могли и не заметить, как она проходила через холл.
— Я и не сомневаюсь, что она там была и слышала голоса. Может, даже именно эти слова. Но… — он запнулся и потом торопливо продолжил: — Но это недоразумение. Я уверен, что это недоразумение. Зачем толковать эти слова так, будто Марк убийца? — В эту секунду позвали обедать, и, уже направляясь в столовую, Кейли добавил: — Зачем так передергивать, даже если это почти правда?
— Вы совершенно правы, — согласился Энтони, и к величайшему разочарованию Билла разговор за едой шел только о книгах и о политике.
После обеда, как только подали сигары, Кейли попросил разрешения удалиться. Что ж, это вполне естественно, у него много забот. Он попросил Билла развлечь Энтони, но Билла можно было об этом и не просить. Он предложил обыграть Энтони на бильярде, сразиться с ним в пикет, показать ему сад при лунном свете и вообще предпринять все, что его, Энтони, душе угодно.
— Господи, какое счастье, что ты здесь, — сказал он вполне серьезно. — Одному мне бы тут не выдержать.
— Давай пройдемся, — предложил Энтони. — Вон какой теплый вечер. Посидим где-нибудь, желательно подальше от дома. Поболтаем немного.
— Согласен. Как насчет лужайки для игры в шары?
— Вот и прекрасно, ты ведь и так собирался мне ее показать, если не ошибаюсь? Там нас никто не услышит?
— Конечно. Лучше места не придумаешь. Сам увидишь.
Они вышли из дома и сразу повернули налево. Утром Энтони подходил к зданию с другой стороны. Аллея, по которой они шли сейчас, вела в другой конец парка, откуда начиналась дорога на Стэнтон, небольшой городок, милях в трех от поместья. Они миновали ворота и сторожку садовника — своеобразную границу той части поместья, что на языке аукционов именуется «декоративной», и вышли в парк.
— Ты уверен, что мы не прошли? — спросил Энтони.
Вдоль аллеи тянулись редкие посадки, ровная местность при свете луны хорошо просматривалась во все стороны, но было совершенно неясно, где среди этого редколесья можно играть в шары.
— Чудно, правда? — спросил Билл. — Странное место для игровой лужайки, но, по-моему, она всегда тут была.
— Да, но где же? Для гольфа здесь, правда, тесновато, — ах вот это где!
Они наконец пришли. Аллея сворачивала направо, они же вступили на узенькую тропинку, и вскоре им открылась лужайка. Ее окружала дренажная канава шириной метра в три и глубиной в человеческий рост, войти на лужайку можно было только через мостик, к которому и привела тропинка. Сразу за мостиком виднелась скамейка для зрителей.
— Укромное место, ничего не скажешь, — заметил Энтони. — А где держат шары?
— Да вон там, в беседке.
Пройдя по краю лужайки, они вскоре обнаружили низкий деревянный навес.
— М-да. Ну и беседка.
Билл рассмеялся.
— Тут обычно никто и не сидит. Но можно прятать вещи от дождя.
Энтони двинулся дальше, и они обошли всю лужайку.
— На всякий случай, вдруг кто-нибудь в канаве прячется, — объяснил он, усаживаясь на скамейку.
— Итак, — произнес Билл, — мы одни. Выкладывай.
Некоторое время Энтони задумчиво попыхивал трубкой. Наконец вынул ее изо рта и повернулся к приятелю.
— Согласен быть моим Уотсоном? — спросил он.
— Уотсоном?
— Ну да, тем самым, который при Шерлоке Холмсе. Помнишь: «Послушайте, Уотсон». Ты готов выслушивать объяснения самых очевидных вещей, задавать дурацкие вопросы, над которыми я буду потешаться, самостоятельно совершать потрясающие открытия, которые я успею совершить дня на три раньше тебя, и так далее. Это, конечно, игра, но нам она только поможет.
— Тони, дорогой! — с восторгом вскричал Билл, — и ты еще спрашиваешь? — Энтони молчал, а Билл, уже всецело захваченный затеей своего друга, с энтузиазмом продолжил: — Вот это пятнышко клубничного сока на вашей сорочке свидетельствует о том, что вы ели клубнику на десерт, — Холмс! Я в восхищении! — Гм-гм, вы же знаете мой метод Уотсон. — Где табак? — Табак спрятан в персидский шлепанец. — Значит, мне придется на неделю оставить свою практику? — Пожалуй, да, Уотсон.