Точно в подтверждение его слов спектакль продолжился. Раздались голоса двух женщин.
— Это бабушка, а это мама Сашеньки, — Герасим поторопился ввести непосвященных друзей в курс дела.
— Какого ещё Сашеньки? — вытаращился Баск на Муму.
— Ребенка, — коротко бросил Муму. — Который кашку сначала жрал.
— А-а, — кивнул Баск.
Бабушка с мамой начали активно убирать с пола кашу и остатки разбитой тарелки, одновременно обсуждая, готовить ли что-нибудь свежее на обед. Мнения разделились. Бабушка активно доказывала, что надо хотя бы супчик сварить. А дочь возражала, что вполне хватит остатков от новогоднего стола, потому что из-за того, что какие-то Беляевы заболели гриппом и Новый год встречать не приехали, в холодильнике лежит куча всего несъеденного.
— Если, ма, мы это не доедим, все равно испортится, — сказала в заключение дочь.
— Как же, испортится, — хмыкнула мать. — Твой Ленька уже половину с утра умял.
— Умял — и на здоровье, — снова заговорила дочка. — Мой муж, между прочим, ест не чужое, а свое. Так сказать, сам заработал, сам съел.
— На диету твоему Леониду надо садиться, — мать явно не разделяла восторгов дочери. — А то мужику ещё сорока нет, а он вон какое пузо себе отрастил.
— Между прочим, это Ленино личное дело, — обиженно произнесла дочь.
— «Личное», — передразнила теща. — Вот как инфаркт его хватит по причине лишнего веса, тогда я тебя и спрошу, что личное, а что не личное.
— Мама, как тебе не стыдно! — с неприкрытым возмущением воскликнула дочь. — Зачем ты каркаешь!
Однако у пожилой женщины уже явно открылись какие-то эмоциональные шлюзы, и она, невзирая на протесты дочери, продолжала:
— Между прочим, Сашеньку ещё растить и растить. А если что с Леонидом случится, у тебя ни работы и вообще ничего не останется. И дома этого загородного не будет.
— Между прочим, дом на меня записан, — многозначительно произнесла молодая женщина.
— А содержать его на что будешь? — с азартом спросила пожилая. — Тут каждый месяц несколько тысяч уходит. А Леонидовы компаньоны по бизнесу вмиг у тебя все оттяпают. Это пока он жив, они с тобой хорошие!
— Мама! — вскипела дочь. — Как ты смеешь раньше времени хоронить Леонида? Он, между прочим, молодой, живой и здоровый! И изо всех сил для нас старается!
— Видели мы таких старательных, — и после этого не прониклась почтением к зятю «любящая теща».
— Все! — отрезала молодая. — Хватит! Ты, мама, что? Праздник нам хочешь испортить?
— Ах, значит, я вам праздник порчу? — захлебываясь от негодования, проверещала собеседница. — Дожили-доехали! В таком случае, счастливо оставаться, я уезжаю в Москву!
— Мама, но ты же обещала посидеть с Сашенькой, — в голосе дочери послышался ужас. — И няню мы отпустили до конца недели. А нам с Леней сегодня вечером необходимо быть на приеме.
— Ваш прием меня совершенно не интересует, — отрезала мать. — Остаюсь только ради Сашеньки.
На сей пафосной ноте диалог прервался. Видимо, руководствуясь принципом, что худой мир лучше доброй ссоры, обе женщины молча покинули комнату. В спектакле снова настала паузах
— Ну, прямо как в жизни, — ошеломленно пробормотал Баск.
— Даже слишком как в жизни, — откликнулся Павел.
— Сколько вам ещё раз повторять, — сказал Муму. — Это специально сделано. Эффект присутствия.
— Эффект хороший, — усмехнулась Варвара. — Во всяком случае, бабушка Сашеньки — прямо как живая.
— Еще бы, — подхватила Марго. — Помоему, эта бабушка своего зятя не любит.
— Так сказать, конфликт поколений, — уточнила Варя.
— Ясно как Божий день, — солидно кивнул Герасим.
— По-моему, Мумушечка, тебе до того, как мы стали слушать спектакль, ничего ясно не было, — Варя вновь принялась подтрунивать над ним.
Пауза в радиопостановке явно затягивалась.
— Интересно, они долго ещё так молчать собираются? — недоумевал Баск. — Вот мы, предположим, болтаем. А если бы я, например, просто один сидел и слушал, то наверняка бы уже давно на другую передачу переключился. Какой смысл в спектакле, где действия в час по чайной ложке?
— Никакого, — отозвался Павел.
Скуластое лицо Герасима приобрело то самое упрямое выражение, благодаря которому он, в частности, и снискал прозвище Каменное Муму. Всем стало ясно: он настроился на длительную дискуссию по поводу новых художественных методов, легших в основу пьесы про Сашеньку и его семейство. Однако Луна, не дав Муму развернуться, скороговоркою произнес:
