– И на открытом воздухе тела остывают быстрее, – сказала Уайтстоун, глядя на Гейна.
– Адама Джонса нашли вечером, в начале восьмого, – сказала Эльза. – Думаю, его убили между пятью и семью. Хьюго Бака обнаружили в шесть. Он умер между четырьмя и шестью утра.
– Двухчасовой интервал? Решила себе соломки подстелить, да? – Мэллори улыбнулся. – А я думаю, обоих обнаружили почти сразу после убийства. Оба погибли незадолго до того, как мы прибыли на место.
Эльза подняла руки – безупречная хозяйка, которая старается не допустить неприятной сцены.
– Точное время назвать невозможно. Вы это знаете не хуже меня.
– Не будем слишком строгими, – сказал Мэллори, по-прежнему улыбаясь. – Время смерти может оправдать человека или приговорить его. Поэтому здесь наши коллеги, судмедэксперты, не склонны строить догадки.
– А детективы отчаянно желают точности, – ответила Эльза.
– Следов борьбы не осталось? – спросил ее Гейн. – Я их не вижу.
– Их нет. У жертв не было ни сил, ни возможности себя защитить. – Эльза поглядела на тело бродяги. – Правда, у мистера Джонса я заметила несколько старых порезов, синяков и ссадин, оставшихся после более ранних инцидентов.
– Улица берет свое, – сказал я. – Нет признаков передозировки? В момент смерти он ничего не употреблял?
Эльза покачала головой.
– Как ни странно, нет. – В ее голосе мелькнула нотка сожаления. – В крови мистера Джонса не содержалось наркотиков. Он хотел изменить свою жизнь, несмотря на то что мы видим.
А видели мы измученные вены – дорожки уколов, миниатюрные рельсы героиновой зависимости. Они уже поблекли.
– Мне кажется, он пытался завязать, – сказала Эльза. – И не раз. – Она виновато улыбнулась. – Если я начну делать вашу работу, вы меня остановите, ладно?
– Знак Зодиака? – спросил старший инспектор.
Эльза широко раскрыла глаза:
– Телец. Об этом свидетельствует гобой, о котором вы упоминали в заметках. Тельцы очень музыкальны. Да отстаньте же от меня, Мэллори!
Все рассмеялись.
Я наклонился и осмотрел шею Адама Джонса, потом – Хьюго Бака. По длине, глубине и цвету раны были совершенно одинаковыми.
– Один разрез, – сказал я. – Один разрез в правильно выбранном месте.
– Порой и одного хватает, – отозвался Мэллори. – Заговорщики нанесли Цезарю двадцать три раны. Но римский врач, который его осматривал, заключил, что Цезарь выжил бы, если бы один из ударов не попал в сердце.
Эльза показала на швы, оставшиеся на телах там, где она разрезала их, чтобы изучить содержимое желудков.
– Как видно по сжатым кулакам, в момент смерти у мистера Бака случился трупный спазм. То, что вы любите называть Помпейским моментом, инспектор. Однако с мистером Джонсом дело обстоит иначе. Окоченели у него только ноги. Как вы знаете, обычно тела застывают в течение двух часов. Если только какая-нибудь часть тела не тратит энергию. В этом случае происходит химическая реакция – потеря аденозинтрифосфата, или АТФ, – вследствие которой мышцы затвердевают и сокращаются. Поэтому окоченение ног означает одно – перед смертью их мышцы очень активно работали.
Мы посмотрели на тело Адама Джонса.
– Выходит, он бежал, – сказал Мэллори. – Нет…
– Убегал, – закончил я.
Ольсен улыбнулась мне, как учительница – лучшему ученику, и протянула что-то, будто вручая награду.
– Это принадлежало банкиру. – Она уронила мне в ладонь какую-то штуковину.
Я разжал пальцы. На меня, точно из могилы, таращился твердый голубой шарик.
– У Хьюго Бака был стеклянный глаз, – сказала Эльза.
