Линия обороны отважных частей Закавказского фронта, пролегавшая по Главному Кавказскому хребту, давно уже превратилась в реально осязаемый рубикон смерти. Солдаты и офицеры Сорок седьмой армии и дивизии особого назначения НКВД шестой месяц стояли насмерть на своих рубежах, не позволяя лучшим батальонам «Эдельвейса» сорок девятого горнострелкового корпуса и второй румынской горной дивизии захватить Михайловский, Пшадский и Гойтхский перевалы и затем прорваться к Туапсе. Даже разрушенный до основания Новороссийск так и не покорился фашистам, его защитники, зацепившиеся за небольшой участок собственной территории, вошедший в историю как Малая Земля, продолжали стрелять из развалин, а геленджикская бухта по-прежнему оставалась наглухо закрытой для подводных лодок адмирала Денница.
В это критическое для обороны Кавказа время Туапсинская нефтяная база работала без перебоев, с каждым новым днем все сильней и сильней укрепляя мощь частей Закавказского фронта. Но вожделенный запах нефти, без которой задыхались «тигры», «пантеры» и прочий фашистский технический зверинец, так и рвавшийся с поводка, чтобы расквитаться за унизительную капитуляцию «непобедимой» Шестой армии фельдмаршала фон Паулюса под Сталинградом, почти сводил Гитлера с ума.
К началу февраля фронт вплотную приблизился к Ростову — этим «воротам», ведущим на Северный Кавказ и к нефтепромыслам Майкопа и Баку. Грозный рев тяжелой артиллерии русских уже был слышен в самом центре города. Армии группы «Дон» едва сдерживали все усиливающийся натиск дивизий Южного фронта под командованием напористого генерал-полковника Еременко и его преемника генерал-полковника Малиновского. В случае захвата этого стратегически важного узла возникала реальная угроза полного окружения и уничтожения частями Закавказского фронта военной группировки фельдмаршала фон Клейста на Кубани. При каждом своем докладе в Ставку фон Клейст просил у Гитлера только об одном — о бензине, солярке и керосине, чтобы заполнить баки самолетов, танков, кораблей и остановить «русский каток», который все ближе и ближе подкатывался к столице Кубани — Краснодару.
В Берлине абсолютно реально, в полной мере осознавали опасность положения войск на Северном Кавказе, и поэтому фюрер, не стесняясь, жал на своего союзника маршала Антонеску. В Бухаресте тоже делали все возможное и невозможное, чтобы помочь Клейсту избежать катастрофы. Но, несмотря на все заградительные операции, предпринятые фашистами, вездесущие советские подводные лодки, дежурившие на подходах к устью Дуная, не считаясь с потерями, продолжали методично топить транспорты с румынской нефтью. К концу февраля «железная армада» вермахта на Кубани уже задыхалась от недостатка топлива, и асы Геринга в который уже раз безуспешно пытались разбомбить нефтяные склады в Баку, Поти и Туапсе.
Толстый Герман после провала очередного налета люфтваффе на «нефтяную столицу русских», который специально готовился как показательная акция, не смог сказать ничего вразумительного в свое оправдание в ответ на уничижительные реплики фюрера. Раздавленный яростным гневом партогеноссе и его же жесткими упреками в самонадеянности и бахвальстве, он, поджав губы и опустив голову, с позором покинул Ставку, спиной чувствуя презрительные взгляды генеральской свиты. Однако вызванный после него на прием тогда еще всесильный шеф Абвера — военной разведки и контрразведки — адмирал Вильгельм Канарис поднял дух и настроение Гитлеру. Главный шпион Германии, как всегда, в своих предположениях был осторожно-дипломатичен, но оптимистичен. Он оценил задачу проведения диверсий на нефтехранилищах русского Юга как чрезвычайно сложную, но в целом потенциально выполнимую для своих головорезов из специального батальона «Бергман», укомплектованного выходцами с Северного Кавказа, и одного из лучших в Абвере разведывательно-диверсионного подразделения «Абвергруппа 102».
В отличие от Толстого Германа хитрая лиса Канарис, конечно, не преминул вскользь посетовать на огромный, просто фантастический риск, неизбежные значительные потери среди личного состава элитных частей, а также колоссальные материально-технические затраты, но фюрер его слова в расчет не взял. Он сразу же ухватился за идею адмирала, воспрянул духом и, ожидая позитивных результатов от планируемой операции, еще более воодушевился. Война требовала и не таких жертв, поэтому Канарис получил полный карт-бланш на любые свои действия и неограниченные материальные средства, но сроки при этом были поставлены самые жесткие. Накануне новой летней военной кампании на Востоке, в которой Гитлер намеревался взять реванш у советского вождя Сталина за сокрушительное поражение на Волге, жизни нескольких десятков или даже сотен самых лучших диверсантов и разведчиков рейха были вполне приемлемой платой на весах войны.
