«После того следует дожидаться результата, при неудаче повторить».
Вот-вот! Если клизма не помогла, при неудаче повторить.
В общем, «этим самым» дроу занимались скромно аж до ненавязчивости… В конце чтения у меня уже случилась истерика, я подвывала от смеха и просила прощения у Дара за то, что гоняла его фаерболами. Я же не в курсе была, что он по авторитетным рекомендациям действовал! Утирая слезы, я посоветовала ему подать в суд на составителя подобной инструкции по эксплуатации жены.
Присутствующие при чтении дроу на меня дружно окрысились, заодно поинтересовавшись — как, по моему мнению, должен проходить этот знаменательный акт. Пришлось срочно выудить Камасутру в картинках и пожертвовать на бедность. Бегло пролистав книжку и одним глазком поглядев картинки, все — и мужики, и дамы — дружно покраснели и сказали, что им без надобности. Я равнодушно пожала плечами: «Была бы честь предложена!» Но после того как вечером все разошлись, почему-то со столика исчезли все экземпляры. Мало того, в течение нескольких дней каждый из тех, кому «без надобности», приходил за более подробным переводом. И смех и грех… хорошо хоть наглядно демонстрировать не просили!
В общем, веселье в темноэльфийском дворце текло рекой, пока…
Рано утром, с первыми лучами солнца, ко мне ворвался Дар, размахивая какой-то бумажкой. Обрадовал:
— Эрика, тебе надо срочно уехать! Немедленно собирайся!
Я не сразу проснулась, но когда кое-как, с помощью чашечки горячего кофе смогла прийти в себя, у меня глаза на лоб полезли:
— С какой стати мне уезжать? Ожидается нападение? Землетрясение? Наводнение? Может, ты от меня, благоверный, в конечном счете утомился?
— Эрика, не говори глупостей! — рявкнул Дар. — Сюда приезжает твой отец. Любящий батюшка хочет проведать свою доченьку и самолично увидеть результаты договора, — объяснил мне взбудораженный Повелитель.
Я сузила глаза. Класс! Приятная возможность, с ума сойти! «Катился паровоз, колеса терлися… А вы не ждали нас — а мы приперлися!»[28] А впрочем… сам нарвался. Вот тут мы, дорогой папочка, с тобой и поквитаемся!
— Не поеду! — категорично отвергла предложенную перспективу бегства.
Дар стоял передо мной расхристанный и побагровевший, широко разевая рот от нехватки воздуха.
— Ты забыла? Или не соображаешь? Он же сразу поймет, что ты не его дочь! Будет грандиозный скандал, и «результат» мы ему тоже предъявить не сможем, — пытался воззвать к моему разуму.
Хмыкнув, я не могла отказать себе в возможности съехидничать:
— А что конкретно в этом случае тебя волнует, муженек? То, что обнаружит, или то, что результата нету?
Дарниэль после моих слов впал в коматозное состояние. Глаза стеклянные, физиономия деревянная, левый глаз мелко подергивает нервным тиком… «Ушел в себя, вернусь не скоро». Опа! Нет, глядите-ка, таки отмер и повысил голос:
— Меня волнует, что ты можешь пострадать!
Приятно. Мой мужчина трогательно, хотя и своеобразно заботится о супруге. Но… неубедительно!
— И долго мне, родимый, бегать предлагаешь? До летающих тарелок на горизонте? Или до пришествия Демиургов? — ненавязчиво поинтересовалась я. Так, на всякий случай. Просто случай мне весьма не нравился.
Дар закашлялся:
— Я не знаю, что такое «летающие тарелки», но…
— Так сколько? — клещом вцепилась я.
— Столько, сколько будет нужно! — отрезал Повелитель. Даже когда он рычал, глаза невольно снимали с меня рубашку, чувствовалось — так бы и проглотил целиком.
— Не поеду! — уперлась я, чем окончательно вывела его из терпения.
Меня стали урезонивать на повышенных тонах, насилуя воплями мои чуткие уши:
— Ты отдаешь себе отчет о последствиях? В лучшем случае он расторгнет договор и начнется война, а в худшем — тебя просто убьют, понимаешь?!
В проеме двери показались охранники — забеспокоились, что тут у нас с ним творится.
Я мрачно посмотрела на него и отчеканила:
— Никуда я не поеду и прятаться не буду!
Да что ж у него за привычка дурацкая, у мужлана невоспитанного… трясти меня по каждому поводу, как погремушку, и орать:
— Ты поедешь! Я не хочу тебя потерять! Я тебя люблю!
Упс, вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Приплыли! В таких случаях принято нежно проворковать: «Я тоже» — и целовать в сахарные уста. А потом затемнение и занавес.
