Человек действовал так вплоть до нашего времени. В конце прошлого века, когда колонисты начали осваивать острова, животных снова потеснили. Появились небольшие селения на Чатаме, Чарлзе (Флореана), Индефатигебле, Альбемарле. Лишь в 1934 году в Эквадоре, которому с 1832 года принадлежали острова, обеспокоились хищническим истреблением животных. Были приняты законы, ограждающие от гибели своеобразную фауну островов, настоящую сокровищницу страны.
В 1954 году, спустя 20 лет после вступления в силу этих законов, мне довелось побывать на Галапагосах в составе экспедиции доктора Ганса Гасса на яхте «Ксарифа». То, что мы увидели, глубоко потрясло нас. На берегу разлагались трупы морских львов с размозженными черепами. Вокруг валялись тела птиц с перебитыми крыльями и клювами и побелевшие на солнце панцири гигантских черепах. В селениях нам, нисколько не таясь, предлагали живыми или мертвыми животных, находящихся под защитой закона. Можно было приобрести пингвинов, черепах, черепашьи панцири, шкуры морских львов… Было очевидно, что законы не соблюдаются, никто не контролирует их выполнение.
Тотчас же по возвращении из экспедиции я обратился в Международный союз охраны природы в Брюсселе с предложением основать на Галапагосах биологическую станцию с постоянным наблюдателем. Это был, на мой взгляд, единственный способ обеспечить действенную защиту природных богатств островов. Предложение нашло горячий отклик в Европе и Америке. В 1957 году ЮНЕСКО отправила экспедицию на Галапагосские острова. Правительство Эквадора предложило мне возглавить ее. Так я во второй раз побывал на Галапагосах. Меня сопровождали американский зоолог Боумен, корреспонденты Рудольф Фрейнд и Альфред Айзеншгадт. Мы объездили почти весь архипелаг, состоящий из десяти больших и множества мелких островов общей площадью 7800 квадратных километров. Крупные острова исследованы еще недостаточно. Среди них — остров Альбемарль, имеющий длину 120 километров и наибольшую ширину 64 километра. Неприветливые вершины его исполинских вулканов возвышаются на 1600 метров над уровнем моря. Они покрыты потоками свежей лавы. На развороченных склонах дымятся вторичные кратеры: на западных островах по сей день продолжается вулканическая деятельность.
Тропические острова! Эти слова вызывают в воображении берега, покрытые пальмами, птиц с ярко окрашенным оперением, пышные леса с редкостными орхидеями, перевитые лианами. Но ничего подобного не увидишь на Галапагосах. В их прибрежных водах отражаются не стройные кокосовые пальмы, а лишь кактусы да выжженный солнцем кустарник, — на побережье сухо, как в пустыне. Климат архипелага определяется холодным течением Гумбольдта, представляющим собой прямую противоположность Гольфстриму. Последний отдает окружению свое тепло, течение Гумбольдта, напротив, приносит холодный воздух. Он устремляется с моря к суше, нагревается и вбирает в себя влагу вместо того, чтобы отдавать ее. Поэтому земля здесь столь же суха, как и на берегах Чили и Перу, также омываемых течением Гумбольдта. Дожди выпадают лишь в период с декабря по март; в это время года с ветвью Гумбольдта встречается теплое морское течение, идущее с северо-запада. Испанцы называют его «El nino» — «дитя»: оно достигает Галапагосских островов в рождество. El nino приносит с собой осадки, и тогда берег на короткое время покрывается свежей зеленью.
И все же почти всем, кому доводилось жить на Галапагосах, они казались безрадостными, иссохшими клочками суши. Американский писатель Г. Мелвилл, автор «Моби Дика», писал: «Тот, кто хочет составить представление о Encantadas, Зачарованных островах, пусть вообразит себе территорию где-нибудь за чертой города, покрытую тут и там высокими кучами шлака, между которыми простерлось море… Эта картина верно отражает действительность: перед нами скорее группа потухших вулканов, нежели островов, и выглядят они так, как выглядел бы мир, который господь бог после страшного суда покарал огненным ливнем.
Вряд ли найдется на земле столь же безотрадный уголок. Конечно, заброшенные кладбища, покинутые города, где разрушается дом за домом, наводят глубокую грусть. Но как все, что имело отношение к жизни, они, вызывая печальные раздумья, в то же время пробуждают в нас душевное волнение…
