Такого рода забота самца о своем потомстве, какую мне только что довелось наблюдать, до настоящего времени не была известна. Напротив, выказываемое ими на суше полное равнодушие к своему выводку давало основание считать, что они совершенно о нем не пекутся. Во всяком случае, к галапагосским морским львам это, безусловно, не относится.
Едва самец пригнал малышей к берегу, как ему пришлось спешно наводить порядок в гареме, где повздорили две самки. С хриплым ревом они яростно вцепились друг в друга. Вожак подоспел вовремя. Вытянув шею и приветливо кивая в обе стороны, он протиснулся между дерущимися. Голова его взволнованно покачивалась то влево, то вправо, а басистое «бе-е-е-е!» звучало примирительно. Обе самки ответили столь же глубоким мычанием, и спор был забыт. Но всего лишь на одно мгновение. Как только вожак с явным удовольствием заскользил по волнам, ссора возобновилась. Самец опять принялся успокаивать драчуний, на этот раз с большим успехом. Зато возник конфликт еще в одном месте. Самцу то и дело приходилось восстанавливать мир. Я с огромным интересом наблюдал за его действиями. И как разумны они были: не умей он успокоить своих самок, они, не поладив между собой, разбрелись бы далеко в стороны, и тогда он, во вред продолжению рода, не смог бы следить за детенышами. Но почему самки все время ссорились? Почему в результате долгого естественного отбора не создался более покладистый тип морской львицы? Вопросы совершенно правомерные, но, очевидно, в пределах одного вида не могут существовать миролюбивые самки и очень агрессивные самцы. А последние необходимы для защиты потомства. Мне порой становилось жаль бедного вожака, когда ему, с его огромной массой, приходилось поспешно переваливаться через скалы. По воде он скользил легко и изящно, а на суше казался на первый взгляд неуклюжим. Тем не менее он двигался поразительно быстро. Он даже иногда пускался как бы в галоп. В этом явное преимущество морских львов перед их родичами, тюленями. Последние не могут выносить свои задние плавники вперед, под туловище, а потому не в состоянии передвигаться на четвереньках.
Движимый любопытством и желанием сделать снимок получше, я вскоре ушел со своего места. Сонные самки почти не обратили на меня внимания, но вожак был крайне недоволен. С ревом плавал он взад и вперед вдоль берега, не спуская с меня злых глаз. «Выманить бы его на берег, получился бы отличный снимок!» — подумал я и начал имитировать его зов. Как он разволновался! Его движения стали вдвое быстрее, и вдруг он исчез. Неужели он испугался? Я спустился к самому прибою. Бег волн у берега был различен. Одни набегали на пляж, лишь мягко касаясь камней, в другие океан, казалось, вкладывал всю свою силу, и они грохоча ударялись о берег, отчего сотрясались скалы. Я не знал еще всех капризов здешнего прибоя и подошел вплотную к воде. Передо мной немедленно выросла зеленая стена. На миг я оглох от грохота и ослеп от дождя соленых брызг. Инстинктивно я поднял вверх фотоаппарат. Стоя по пояс в воде, я боролся с сильным потоком, стараясь сохранить равновесие. Затем вновь стало тихо, вода с урчанием отступила, и из откатывавшейся волны во весь свой рост передо мной поднялся вожак так близко, что я ощутил на лице исходящий от его дыхания запах рыбы. Я смертельно испугался, но все же каким-то чудом отскочил назад и даже успел щелкнуть аппаратом. Только выкарабкавшись к зеленым кустам, я немного собрался с духом. Морской лев лишь теперь немного отстал от меня и, выжидая, сел на землю. Я чуть осмелел. Для начала я помахал руками, и это возымело желаемое действие — он, видимо, заколебался: стоит ли нападать или лучше убраться подобру-поздорову? Несколько раз он вроде бы даже готовился перейти в наступление. Эта психологическая атака длилась не меньше трех минут, но когда я с поднятыми вверх руками медленно — признаюсь, очень медленно — пошел на него, он не спеша, почти в темпе замедленной киносъемки, отвернулся в сторону. Он все больше съеживался, становился все меньше, пригибался все ниже. Еще несколько секунд — и он обратился в бегство. Задние ласты и смешной обрубок хвоста последними мелькнули передо мной в пене прибоя. Победой я скорее всего был обязан своему росту. Я был выше вожака, а тем более с поднятыми руками. Когда морские львы принимают угрожающую позу, они выпрямляются во весь рост, стараясь вытянуться друг перед другом. Впоследствии я наблюдал, что самцы именно таким образом разрешают возникшие споры. Тот, кто чувствует себя слабее, спустя какое-то время без боя покидает поле брани.
