Тредженна, Корнуолл, 2005 год
Кассандра глядела в глубокую яму, могилу Элизы, и испытывала странное спокойствие. Словно с этим открытием сад испустил вздох облегчения: птицы притихли, листья перестали шелестеть, исчезло непонятное беспокойство. Давно забытый секрет, который сад был вынужден хранить, явился на свет.
Словно издалека, раздался тихий голос Кристиана:
— Не хочешь открыть?
В руках Кассандры был тяжелый горшочек. Она провела пальцами по старому воску, который запечатывал горлышко, взглянула на Кристиана, и тот ободряюще кивнул. Кассандра нажала и повернула, ломая печать, чтобы приподнять крышку.
Внутри были три предмета: кожаный мешочек, прядь золотисто-рыжих волос и брошь.
В кожаном мешочке было пять старых монет, грязных медяков. На них угадывался знакомый профиль женщины, укутанной в мантию, с двойным подбородком, — королевы Виктории. Монеты были отчеканены с тысяча восемьсот девяносто седьмого по тысяча девятисотый.
Прядь волос была перевязана бечевкой и свернута, точно кожа змеи, так, чтобы поместиться в горшочек. Годы заключения сделали их гладкими, мягкими и очень тонкими. Кассандра задумалась, кому они принадлежали, а затем вспомнила запись в одном из первых альбомов Розы, оставленную, когда Элиза только переехала в Чёренгорб, длинную нудную жалобу на маленькую девочку «немногим лучше дикарки». Девочку, у которой волосы были острижены коротко и неровно, как у мальчика.
Брошь Кассандра оставила напоследок. Она была круглой и уютно покоилась в ладони. Ободок был узорчатым, украшенным драгоценными камнями, а в середине красовалось плетение, немного похожее на гобелен. Но это был не гобелен. Кассандра достаточно долго проработала с антиквариатом, чтобы знать, что это. Она перевернула брошь и провела кончиком пальца по гравировке. Крошечные буквы складывались в слова: «Джорджиане Мунтраше на шестнадцатилетие. Прошлое. Будущее. Семья».
Вот оно. Сокровище, за которым Элиза вернулась в дом Суинделлов, ценой которого стало столкновение с незнакомцем. Столкновение, помешавшее ей бежать в Австралию. Глиняный горшочек, из-за которого разлучились Элиза и Айвори, из-за которого все произошло и Айвори стала Нелл.
— Что это?
Кассандра взглянула на Кристиана.
— Брошь утрат.
Он нахмурился.
— В Викторианскую эпоху их плели из волос членов семьи. Эта принадлежала Джорджиане Мунтраше, матери Элизы.
Кристиан медленно кивнул.
— Теперь понятно, почему брошь была так важна для нее. Почему Элиза отправилась за ней.
— И почему не вернулась на корабль. — Кассандра смотрела на сокровища Элизы, лежавшие у нее на коленях. — Жаль, Нелл их не нашла. Она всегда чувствовала себя брошенной. Даже не догадывалась, что Элиза была ее матерью, горячо любила ее. Бабушка хотела узнать только одно: кем она была на самом деле.
— Но она знала, кем была, — возразил Кристиан. — Она была Нелл, бабушкой Кассандры, которая любила ее так сильно, что пересекла океан, пытаясь разгадать ее тайну.
— Она не видит меня в этом саду.
— Откуда ты знаешь, что она видит, а что — нет? Возможно, она наблюдает за тобой прямо сейчас. — Кристиан поднял брови. — В любом случае, она знала, что ты сюда поедешь. Зачем бы еще она оставила тебе коттедж? А та пометка в завещании! Что в ней говорилось?
Какой странной тогда казалась эта пометка, как мало у Кассандры было сведений, когда Бен впервые показал ее. «Кассандре, которая поймет почему».
— И ты поняла?
Конечно поняла. Нелл, которая так отчаянно стремилась встретиться со своим прошлым, чтобы двигаться дальше, увидела в Кассандре родственную душу. Такую же жертву обстоятельств.
— Бабушка была уверена, что я поеду сюда.
Кристиан кивал.
— Она была уверена, что ты любишь ее и закончишь то, что она начала. Как в «Глазах старухи», где олень говорит принцессе, что старухе не нужны были глаза, она и без них знала, кто она, благодаря любви принцессы.
Глаза Кассандры защипало.
— Олень был очень мудр.
— А также красив и смел.
Она невольно улыбнулась.
— Итак, мы разгадали, кто был матерью Нелл, почему она оказалась одна на корабле и что случилось с Элизой.