- Милиционер сам ее позвал, - он торопливо рассказал мне все, что знал. Она шла на работу, слышит, кто-то зовет ее: "Гражданка, гражданка" - и стонет. Вот здесь он лежал, прямо на этом месте. Она подумала, что ему плохо стало, а он говорит: "Нет, гражданка, меня ударили по голове сзади". И действительно, на голове вот такая шишка. - Дядя Шура соединил две свои ладони. - Почти вся голова опухла. "И револьвер мой украли, прошу вас, сообщите в милицию". Приехали за ним и забрали... Это кто-то из наших хулиганов его стукнул, понизив голос, оглянулся дядя Шура. - Он им не давал в карты играть в овраге. А заодно и револьвер стянули.,.
Появился Рафик. Я рассказал ему все как было.
- Идем на свалку, - предложил Рафик. - Там не то что револьвер - гранату можно найти. Прошлый раз ребята несколько "лимонок" принесли...
- Сегодня не могу, - сказал я. - В одиннадцать часов у меня важное дело. Хорьку скажешь, что меня мать к бабушке послала.
Ровно в одиннадцать я пришел к Неле. На столе уже лежала "Геометрия", экзаменационные билеты и тетрадка в клетку. Неля была одета в широкий, длинный, до полу, халат своей матери.
- Ты пока посмотри первый билет, - сказала она, - а я сейчас приду.
Я не стал смотреть билет и, пока она что-то делала в передней (причесывалась, кажется), осмотрел комнату. Над круглым столом с бархатной скатертью низко висел красный матерчатый абажур (поэтому с крыши комната казалась нам красной). Между шифоньером и буфетом висела занавеска, за которой были видны две кровати. На стене я увидел фотографии Нели, ее отца и матери, а на круглом столе у окна стояла в рамке еще одна фотография, на ней черноволосая молодая женщина с большими глазами мечтательно смотрела куда-то вдаль.
Я взял фотографию в руки.
- Нравится? - спросила Неля, войдя в комнату. Она поменяла прическу.
- Да... красивая...
- Это моя тетя... В Москве живет.
- Сколько ей лет?
- Здесь девятнадцать, - показала на портрет Неля, - а вообще двадцать семь. Это до войны она снялась. Мы похожи с ней?
Я посмотрел на Нелю, но сразу же отвел глаза.
- Все говорят, что мы очень похожи. - Она улыбнулась, почувствовав, что я смущаюсь. - А мне кажется, что нет. Она такая красивая...
- Сходство, несомненно, есть, - сказал я.
- У меня глаза серые, - сказала Неля.
И мне пришлось посмотреть на нее. Глаза, действительно, были серые.
- А я думал, голубые.
- Все так думают... У них меняется цвет... А у тебя какие?
- Не знаю.
Она заглянула мне в глаза и спросила, почему я такой маленький. Я сказал, что не знаю.
- Тебе уже исполнилось пятнадцать?
- Нет.
- А-а... Ну тогда все нормально. А я думала, тебе больше.
Я сказал, что мне в феврале будет пятнадцать.
- А сколько лет вашему Пахану?
- Семнадцать.
- Он в меня очень влюблен?
- Откуда я знаю!
- А почему вы все его боитесь?
Я не знал, что ответить ей.
- Он нахал страшный, - продолжала Неля. - Руки распускает. Вы все его боитесь. Я знаю.
- Мы не боимся, - возразил я.
- Дети вы, вот что я тебе скажу, - перебила она. - Глупостями занимаетесь. У меня есть знакомые мальчики. Они совсем по-другому себя ведут. А им столько же лет.
- Мы на яхтах будем плавать, - сказал я. - На настоящих яхтах в открытом море.
Она посмотрела на меня недоверчиво. Потом вдруг спросила:
- А ты стихи писать можешь?
Я соврал, что могу.
- Дашь мне почитать? - Она села за стол и взяла в руки "Геометрию".
Я обещал дать и тоже сел за стол.
Мы занимались два часа.
Потом я побежал на свалку. За последние дни здесь появилось еще несколько куч с гранатами "лимонками", противогазами. Среди них мы надеялись найти годные к употреблению.
На свалке шел бой. Наши гнали ребят из дома железнодорожников. Их было человек пятнадцать, наших чуть побольше.
Я подоспел вовремя. Наскочил с тыла и заорал: "Бей железнодорожников!" Они задрапали еще быстрее и попрятались, Я несколько раз врезал одному толстяку. Он задержался, чтобы мне ответить, и мы захватили его в плен. Он сильно сопротивлялся, пришлось скрутить ему руки и перевязать ремнем за спиной. А чтобы он ногами не лягался, посадили его на землю. Он обозвал нас гадами и сказал, что мы хуже фашистов.
