Здесь всё, как раньше, но всё другое. Знакомый воздух Йоркшира кажется мне таким нежным после сухости Аризоны, грачи на кронах ясеней возле церкви так раскричались, что даже мои сдавшие позиции уши смогли их услышать. Я и забыла, какие они горластые и заполошные.
Около каждого деревенского дома – машина, а сами дома разрослись от пристроек и всевозможных сараев, на всем свидетельства зажиточности и комфорта – мы о них в детстве только мечтали.
В памяти теснятся воспоминания. Возвращение в Вест-Шарлэнд замыкает круг: я сдержала слово, почтила память людей, самых близких мне, но боль за страдания, которых они не заслужили, трудно держать в груди. Меня привело сюда, именно сейчас, на пороге ухода из этой жизни, неодолимое, невыразимое словами стремление – такую тягу, наверное, испытывает путник, возвратившийся на священную землю, чтобы обрести душевный покой перед долгим сном. Дней впереди все меньше. Но какое это имеет значение?
Мало просто жить долго. Душа, год от года мудрея, постигает смысл своего начала и своего конца, находит ответ на подаренную ей свыше жизнь. За годы я многое передумала и не раз порывалась все записать, сохранить на бумаге свою историю. Я мысленно ворошила страницы и задавалась вопросом: где я была бы сейчас, если б то, что случилось и стало далеким прошлым, можно было бы переиначить? А с тех пор как умер мой муж, я думала об этом почти постоянно. Они не позволяли мне лететь обратно, поэтому в самолете, в воздухе Атлантики, я заново перебрала главы и прожила те годы жизни, которые и перенесли меня из Вест-Райдинга в Новый Свет и обратно.
Этот дневник попадет в архивы Вест-Шарлэнда только после моей смерти, и ни днем раньше. Возможно, кто-то полистает его с интересом, и мой опыт его чему-то научит. Да уж, страшно вспомнить, сколько тайн сокрыто в нашей деревне, а ведь в них и разгадка того, почему здесь до сих пор не было памятника тем, кого забрала война.
Но довольно. Извечная церемония начинается. Духовой оркестр плавно бредет с холма, обрастая толпой – точно так же, как это было тогда, тем последним летом одна тысяча девятьсот четырнадцатого… Какими же доверчивыми, глупыми, невинными мы тогда были! Едва ли кто-то из нас догадывался, какие страдания ждут нас впереди…
Часть 1. Два золотых лета
>Йоркшир, 1913–1914
Сложи свои заботы в старый походный рюкзак и улыбайся, улыбайся, улыбайся.
Джордж Асаф[3], 1915
Это был обычный, ничем не примечательный день в Йоркшире посредине лета, но он навсегда переменил их жизни. Молодежь семейства Бартли занималась привычными делами: в субботу спели в хоре, хоть жара стояла и утром; напоили лошадей, которые ждали, когда же их переведут в тень у зарослей бузины на пастбище позади кузницы. Ньютон и Фрэнкланд, чьи широкие плечи загорели так, что больше походили на кожаные башмаки, качали воду из колодца в жестяной бак на заднем дворе, чтобы отец смог принять ванну. Ему пора было готовиться к занятию по Библии в воскресной школе, а Эйса Бартли очень не любил прикасаться к Священной Книге грубыми руками кузнеца.
Сельма, младшая его дочь, как обычно, обходила деревенские лавки с материнской ивовой корзинкой: обрезки для холодца от Стэна, мясника; щепотка соды для омовения в понедельник от миссис Маршбенк из «Ко-опа». Остановилась поболтать с соседями, благо их рабочий день на текстильной фабрике подходил к концу, и подобрала уже читанный кем-то номер местной «Газетт». Этот день был один из самых жарких за все лето. Дома стояли раскрытыми нараспашку, в дверных проемах покачивались, обдуваемые легким ветерком, ленточки с бусинами для отпугивания мух; на окнах развешено постельное белье, чтобы солнечный жар получше выбелил его, а в тени расставлены табуреты и скамеечки, чтобы проходящие мимо соседи успели обронить крошки свежих сплетен. Собаки, высунув языки, пыхтели в тени, а Джезабель, кошка с кузницы, лениво вытянулась у ограды.
Грачи, как ни странно, вдруг примолкли, затаившись высоко в ветвях ясеней около церкви Святого Уилфреда в Вест-Шарлэнде. Сельма, решив срезать путь, вприпрыжку бежала по узкому переулочку между Мейн-стрит и кузницей, ее одежда липла к телу, полосатая хлопчатобумажная блузка – к груди и лопаткам, длинные юбки – к худым ногам. Она чувствовала, что сейчас просто сварится, и мечтала только о том, чтобы поскорей нырнуть в воду.
