Но в плане стратегического положения Рогачев и Бобруйск — одного поля ягоды: оба лежат в стороне от основных транспортных путей и никаких выгод на первый взгляд не несут.
И все-таки русские военные инженеры целенаправленно изучали именно этот район Белоруссии. Почему?
Попробуем посмотреть на проблему с другой стороны. Мы знаем, что в кампании 1812 года Бобруйск сыграл выдающуюся, если не ключевую роль, но вот потом крепость никак себя не проявила. Ни в годы Первой мировой войны, ни во время советско-польского конфликта начала 20-х годов, ни во время Великой Отечественной войны Бобруйск не был центром притяжения сил или жарких боев.
Интересно также, что во второй половине XIX века русское военное руководство также утрачивает интерес к Бобруйской крепости. Она не проходит модернизацию, обращается в крепость-склад, а в 1897 году и вовсе упраздняется.
Что же получается? Получается, что Бобруйск был как бы специально построен для отражения наполеоновского нашествия, а потом перестал быть нужным.
А может, здесь и кроется ответ на загадку выбора места для крепости? Попробуем рассмотреть историю крепости в контексте военных планов русского командования в отношении войны с Наполеоном.
Военные планы России на кампанию 1812 года — один из малоизученных вопросов в нашей историографии. Поразительно, но хотя с момента наполеоновского нашествия прошло уже 200 лет, о стратегическом планировании написано до обидного мало. Более того, проблема слабо осознается историческим сообществом и не привлекает большого внимания специалистов.
В русской дореволюционной историографии этот вопрос но некоторым причинам не рассматривался подробно. О существовании отдельных планов упоминали, но не более того. Советские историки также не интересовались этим вопросом. Отсутствие полноценных и проработанных планов военных действий, по их мнению, указывало на некомпетентность царя Александра I и отсталость всей военной системы царизма. И те и другие историки в обязательном порядке ссылаются на существование плана Фуля, причем первые ограничивались лишь критикой его, а вторые — опять же усматривали проявление бездарности и некомпетентности царских генералов.
В постсоветское время эта тема наконец-то привлекла внимание специалистов. Знаковым событием стал выход в 2005 году книги московского историка Виктора Михайловича Безотосного «Разведка и планы сторон в 1812 году», в которой впервые в отечественной литературе был проведен подробный анализ русского военного планирования накануне и во время наполеоновского нашествия.
Что же установили историки? И Россия, и Франция начали подготовку к войне практически одновременно в 1810 году. Именно в это время начинается процесс сосредоточения войск и разработки военных планов. План французского императора был прост — его главной целью было уничтожение в одном или нескольких сражениях русской полевой армии, после чего предполагалось продиктовать Петербургу свою волю. Именно так Наполеон поступал с Австрией (в 1805 и 1809 годах), Пруссией (1806) и Россией (1807), которая была вынуждена пойти на «позорный» (по мнению русского общества) Тильзитский мир после сокрушительного поражения под Фридландом.
К этому времени русские генералы имели изрядный опыт войны с Наполеоном и очень хорошо представляли себе его стратегию. Высоко оценивали они и тактические навыки французского военного гения и прекрасно понимали, что без существенного численного превосходства разбить его армию в полевом сражении было практически невозможно. Но как раз превосходства в силах у русских и не было! Наполеон поставил под свои знамена все силы объединенной Францией Европы, так что стягиваемая им к границам России армия значительно превосходила те войска, которые империя могла выставить для защиты своих рубежей.
2 марта 1810 года на стол императора Александра I ложится докладная записка военного министра М.Б. Барклая де Толли «О защите западных пределов России». В этом документе впервые был предложен так называемый оборонительный план ведения войны, который историки в последствие назовут «скифским». Суть его заключалась в том, чтобы, не вступая в сражения с французскими войсками, отступать, сдерживать противника арьергардными боями, беспокоить его ударами партизан и мелких частей, оставлять перед ним «выжженную землю». Сберечь армию и там, на дальнем от границы расстоянии, где силы сторон сравняются, дать сражение. В качестве конечного рубежа отступления рассматривалась Волга. Впрочем, в беседе с французским послом графом Коленкуром, император Александр выразил готовность «отступить хоть на Камчатку и есть картофель с последним из моих крестьян», но не подписать мира, угодного Бонапарту.
