— Ну, теперь круг подозреваемых сузился, — съязвил Фарман.
— Ему больше тридцати, — продолжил Винс. — В этом возрасте они обычно и совершают свое «лучшее» убийство. А он считает, что это его триумф. Что он останется в истории благодаря своей последней жертве. Он выставил ее напоказ, чтобы мы все увидели, какой он крутой. Эта жертва была вызовом, который он бросил нам. Как перчатку. Он думает, что вы не настолько умны, чтобы поймать его. И пока это так.
Он ухватился левой рукой за подставку для мела, чтобы переждать следующий приступ головокружения.
Мендес следил за ним, как ястреб.
— Пожалуй, выпью кофе, если он у вас есть, — сказал Винс. — Этот десинхроноз — такая заноза в заднице.
— Дэннис, я говорю тебе в десятый раз, сядь на свое место, — сказала Энн с большим раздражением, чем обычно себе позволяла.
Ее стратегией поведения с пятиклассниками был постоянный самоконтроль. Недопущение того, чтобы они заметили, что она потеет. Сегодня ее не спасал даже антиперспирант.
Она была рада видеть Дэнниса Фармана в классе — это означало благо для него и избавление ее от необходимости общаться с его отцом. Она пыталась говорить с ним в парке о теле, которое было найдено там, но он не горел желанием ничего ей рассказывать. Как не обратил никакого внимания и на то, что она говорила ему все утро.
Он сидел на коленях, наклонившись над своим столом, и сосредоточенно рисовал что-то в тетради, которую прикрывал рукой. Дэннис должен был читать двенадцатую главу по американской истории, как и все остальные. Но все глаза в классе были устремлены на него — особенно глаза тех, кто нашел труп вместе с ним.
Вэнди бросала на него недовольные взгляды. Томми смотрел украдкой, притворяясь, что совсем не смотрит, чтобы не привлекать внимания. А Коди, бледный и напряженный, сидел, уставившись в книгу, но за пятнадцать минут не перевернул ни страницы. Дэннис сидел сразу за ним и, изредка протягивая руку, легонько стучал его по голове ручкой, как кот, играющий с напуганной мышкой.
Энн поднялась из-за стола и двинулась по проходу. Все глаза теперь устремились на нее. Нетерпение росло. Она остановилась около стола Дэнниса Фармана.
— Дэннис!
Он не поднял головы. Вместо этого пукнул, чем вызывал шквал нервного смеха. Несчастная девочка, приговоренная сидеть за ним, откинулась на стуле, скривив лицо. Зловоние было ужасное.
— Фу! Меня сейчас вырвет.
— Пересядь на другой ряд, — сказала ей Энн. Остальным она велела: — А вы сидите и читайте. Днем вас ждет тест.
По классу прокатился недовольный вздох.
Энн присела на корточки рядом со столом Дэнниса Фармана и посмотрела ему в лицо. Он по-прежнему сидел, нагнувшись над тетрадью, и притворялся, что не замечает ее. Он прищурился, а губы сосредоточенно поджал. Выглядел злым. Мальчик перевернул страницу и стал что-то рисовать на чистой, вдавливая свою ручку так сильно, что побелели костяшки.
— Дэннис, — сказала она тихо. — Есть причина, по которой ты сегодня не можешь нормально себя вести?
Он не стал ей отвечать, но его щеки вспыхнули, и в глазах неожиданно появились слезы. Он ткнул ручкой в бумагу с такой силой, что страница порвалась.
Энн вспомнила прошедший вечер, когда она была в доме Фарманов, и обещание Фрэнка, что он разберется с Дэннисом. Она посмотрела на часы и встала.
— Ну вот что, класс. Тихо идите и выстройтесь в очередь в коридоре к обеду.
Дэннис сорвался с места. Энн положила руку ему на плечо.
— А ты нет.
Он простонал и сбросил ее руку, будто она обожгла его.
Класс стал выходить, но любопытные головы поворачивались. Теперь пойдут споры о том, что же будет с их главным возмутителем спокойствия.
— Последний, кто выйдет, закроет за собой дверь, — сказала она.
Напряжение в тишине после того, как дверь закрылась, было похоже на воздушный шар, все надувавшийся и надувавшийся, пока не пришла пора взорваться. Энн взяла стул Коди Роча и села.
— Тебе влетело за то, что ты вчера не пришел в школу?
Дэннис отвернулся от нее, и его лицо стало еще пунцовее.
— Ты знаешь, Дэннис, если ты будешь держать все в себе, ничего хорошего не выйдет. Если ты злишься, так и скажи. Мы разберемся вместе. Я не смогу помочь тебе, если ты не поговоришь со мной.