На дорогах — посты, двух мнений нет. Машины, конечно, проверяют. Аэропорт перекрыт, железнодорожный вокзал — тоже. По вагонам наверняка шастают патрули. Про морской порт и говорить нечего. Что же остается? Все тот же злополучный автобус…
К себе домой заехать он уже не мог, там все давно обложено и сто раз все вещи перевернуты. Но, возможно, у Василисы осталось что-нибудь от ее покойного мужа, надо будет посмотреть. Коробочка с гримом, бородкой и усами у него постоянно находилась в чуланчике, в тумбочке, — случалось, приходилось пользоваться. С этим — порядок. Объяснить Василисе, что надо будет ей сделать, когда он уедет, много времени не потребует. А уезжать надо будет вечером — и грим менее заметен, и вообще, темнота — лучшая маскировка. Значит, есть еще время и отдохнуть перед дорогой, неизвестно, когда выпадет следующая такая возможность. Но прежде чем улечься, он решил закрыть вопрос с Василисой.
Та хлопотала на кухоньке, мыла тарелки. Он позвал ее, сказал: разговор серьезный. Василиса вышла, вытирая руки кухонным полотенцем, взяла стул, села напротив.
— Может, отдохнешь сперва? — спросила с заботой. — Во сколько разбудить?
И он, только взглянув в ее глаза, сразу понял, про что она говорила. Ни слова ведь не ответил, а женщина поднялась и мигом сдернула кружевное покрывало со своей высокой кровати. Откинула одеяло, взбила и раскидала по углам подушки. А потом, стоя к нему спиной, потянулась, как сытая кошка, сладко пристанывая при этом, и стала нарочито медленно стягивать с себя кофточку. Зато ловко и споро, будто сама собой, упала к ее ногам длинная домашняя юбка, оставив на женщине одну лишь коротенькую, стыдливую такую комбинацию и явив напрягшемуся взгляду куратора роскошный, молочно-розовый круп и полные, расставленные в стороны ноги…
— Дверь? — дрогнувшим голосом спросил он, поднимаясь со стула и швыряя на спинку свой пиджак.
— Да заперла…
Не оборачиваясь, Василиса задрала коленку на кровать, словно собираясь взобраться. Но не тут-то было. Эту ее нехитрую, но очень возбуждающую игру давно просек куратор. Его сильные пальцы немедленно вцепились в пышные бока женщины и рванули ее тело назад с такой силой, что у нее подогнулись и разлетелись в стороны руки, а пальцы заскребли по простыне, хватаясь за складки. Она рухнула лицом на кровать, тонко взвизгнула, изогнулась и, схватившись руками за голову, за пышную гриву волос, вдруг взвыла, запричитала, словно по покойнику:
— Ох, Коленька!.. Ой, родненький!.. Ах, желанный ты мой!.. Ой, мамочки!.. Ай, ми-и-лень-кий!..
Уходил он, когда совсем свечерело. Впрочем, за то время, пока он отдыхал в жарких объятиях стонавшей от наслаждения Василисы, в городе дали наконец свет. Правда, пока не везде, но основные объекты, от которых зависела напрямую жизнедеятельность города, электроэнергию уже получили. Не все улицы были освещены, в том числе и районы частной застройки на городских окраинах. Но главное было сделано. Операция «Конец света» закончилась, и, видимо, настало время подсчитывать убытки. Что со всего этого должен был поиметь господин Переверзин, куратор не задумывался. Ему вообще сейчас многое стало непонятно. Платить бешеные бабки за имитацию энергетического кошмара? А что, разве в случае отказа города от его проекта он способен повторить операцию? Бред! Или все-таки способен?..
Собственно, от ответа на этот вопрос совсем не зависело решение, уже принятое куратором. Дело сделано. Ровно через три дня, если от него, от Николая, не последует сюда, к Василисе, телефонного звонка, она берет запечатанный конверт, внутри которого короткое письмо и компакт-диск, и относит его в городскую прокуратуру. На конверте написана фамилия прокурора Рогаткина. Куратор слышал, что он — толковый мужик и ни в каких местных, коррупционных делах не замечен. А Василиса просто отдаст, и все, и уйдет. Самой нигде фигурировать не надо.
Но это если он не позвонит. Куратор оставил ей один из своих мобильников и научил пользоваться. Наука нехитрая. Но своего номера не заложил в меню. И более того, он потребовал, чтобы после его ухода женщина выкинула из дома все, что могло бы напоминать здесь о его присутствии. Чтоб никаких концов не осталось. Если бандиты все-таки выйдут на след, они не должны ничего здесь найти, иначе жизнь Василисы и копейки бы не стоила. Словом, раскладушку — в сарай, туда же и тумбочку. А оставшееся после него барахло — белье, рубашки — это все в мешок и на помойку. Остальные компакт-диски, которые он принес с собой, то есть те, что еще могли в будущем представлять какой-то денежный интерес, куратор завернул в несколько слоев полиэтиленовой пленки и закопал в саду, у забора. Если потребуются, сам приедет и выкопает.