Одно не мешало другому. Просто пожилой и действительно озабоченный куратор издавал по ходу этого бубнежа некоторые звуки, типа гм, хм, чтобы обозначать абоненту свое присутствие и сугубое внимание. Зря, конечно, понимал он теперь. Надо было и самому воспользоваться способом ухода Спайдера, то есть уже исчезнуть. А разговор с заказчиком можно было вести сейчас и черт-те откуда, да хоть из покидающего город автобуса. Не подумал, что господин Переверзин окажется до такой степени сволочью. Ну что ж, наука на будущее…
А тот уже совсем усталым голосом старого брюзги, хотя на самом деле, как знал куратор, Переверзин был молод, настойчив и неутомим, проводя в жизнь свои криминальные планы, — и эта примитивная его игра была рассчитана разве что на идиота — высказывал крайнее неудовольствие по поводу того, что не удалось засечь Спайдера. Он говорил теперь неторопливо, будто тоже нарочно, как делал недавно и сам куратор, тянул время. И, к сожалению, теперь оно работало на Григория Алексеевича. Вот поэтому куратор и торопился забрать с собой все нужное, чтобы в момент крайней опасности успеть исчезнуть. Пути отхода у него имелись, и вряд ли кто-то из «послушных псов» Переверзина догадывался о них. А в том, что за куратором в последнее время вели наружное наблюдение, можно было не сомневаться.
«Хозяин» же продолжал тянуть свою волынку.
— Ну сам подумай, почему именно тебя я назначил куратором этого моего проекта? У тебя есть собственные мысли по этому поводу? Ты же всегда действовал с полной отдачей, верно? Я так понимаю?
Куратор промычал нечто вроде «ну да…».
— Потому что у тебя опыт! И, я так считаю, до сих пор ты не допустил ни одного прокола. Так что же случилось? Как ты — именно ты! — мог упустить какого-то сопляка?!
«Точно, тянет время… Уже все им же самим и сказано… И никакого ответа не требуется на эти его „я так считаю“. Может быть, продемонстрировать раскаяние, не злить?..» И куратор кинул-таки фразу, как бы в свое оправдание:
— Потому что, как я сейчас вижу по результатам проведенной им операции, очень, кстати, удачной, и вы наверняка сами не можете этого не отметить, наш с вами сопляк является лучшим хакером из всех тех, о ком я знаю или слышал… Уж в Европе, во всяком случае…
— Ну и что, что он, по-твоему, лучший? А ты сам у нас что, худший? Зачем же я тебе такие деньги отвалил на техническое обеспечение? Или ты их пустил не по адресу?
— Да как вы можете такое думать?! — возмутился куратор.
Не надо было ему этого говорить в таком тоне. «Хозяин» категорически не терпел никаких возражений, с ним можно было только соглашаться и каяться, тогда, может, и простил бы. Что далеко не факт.
— А что мне прикажешь думать?! — снова загрохотал Переверзин. — Я велю проверить все до копейки! И если ты!.. Нет, я отказываюсь понимать! Ты клялся, что можешь запросто его засечь через спутник! Уверял?! Что возьмешь его по сигналу мобильника! Так?! Отвечай, твою…!
«Ни хрена я тебе не клялся… У нас и разговора такого не было. А насчет сигнала через спутник было высказано как предположение, хотя было ясно с самого начала, что хакер такого класса обязательно поставит защиту и на свой аппарат…»
— Он уничтожил свой мобильник сразу после разговора, который длился меньше двух минут. Можете проверить.
— Как уничтожил?! А почему ты не протянул время? Ты что, новичок? Учить надо?!
«Вот уж чего не надо, того не надо… — Куратор еще раз огляделся, проверяя, не оставил ли чего нужного. — Кажется, взял все необходимое… А теперь ремень сумки — на плечо… Можно наконец и раскрыться, чтоб этого козла вонючего поставить на место…»
— Тянуть время с ним невозможно. Он, как всякий профессионал, знает, зачем это делается собеседником, и мгновенно реагирует. Это вам наконец ясно? А уничтожил свой аппарат он, скорее всего, физически. В воде утопил, в печке сжег, обухом расплющил — достаточно?
— А че это ты так со мной заговорил? — удивился Переверзин.
— Объясняю, чтоб вы поняли наконец. А то без конца — «я так считаю», а сами элементарных вещей не знаете. Таков стиль Спайдера, я вам сто раз говорил! Он около восьми лет взламывает сложнейшие системы, и до сих пор никто так и не смог узнать, кто он и откуда. Судя по разговору, русский. Не молодой, но еще и не старый. Вот и все!
