Пётр и Анна незаметно для всех покинули шумное застолье чуть раньше, ушли в дом Анниных родителей. Там для них была приготовлена супружеская постель. Ближе к полудню к ним явилась тётка Прасковья, известная в деревне сваха, повитуха и ко всему крёстная Петра. Тихо, как лиса вошла в избу и объявила, что им пора возвратиться на свадьбу. Стрельнула маленькими глазками по горнице, чуть задержала взор на постели, загадочно улыбнулась, пропела:
– Ну, я пошла, не запаздывайте!
Анастасия Фёдоровна поджидала сваху, и когда та вошла в дом, они встретились взглядами. Тётка Прасковья расплылась в улыбке, подмигнула ей, что означало – всё в порядке, всё, как надо.
И только на третий день угомонились. Поправляли здоровье капустным росолом и крепким чаем с пирогами.
4
– Вставай, Петя, вставай, остынет кашка.
– Я помогу слезть с печи. Пётр Васильевич открыл глаза, увидел рядом лицо пожилой женщины.
– Кто это?
Повёл глазами по потолку, стенам, пытаясь вспомнить, где находится.
– Где я был?
Пошевелился, вновь услышав знакомый голос, протянул руку. Анна Александровна, придерживая слабое тело мужа, помогла ему спуститься с печи на пол и сесть на излюбленное место за столом у окна. За окном Петр Васильевич увидел чистое голубое небо и часть старого дома. Он обветшал и казался опечаленным. Один угол больше остальных ушёл в землю, краска на окнах местами пооблупилась. Пётр Васильевич вспомнил, как строил его с большой надеждой на будущее. Как быстро годы пробежали!
– Кушай, Петя, пока каша тёпленькая, – промолвила Анна Александровна и подала ему ложку. Есть не хотелось, разговаривать тоже. Он молча смотрел на тарелку с кашей, от которой поднимался едва заметный парок.
– Надо покушать, совсем ослабеешь, – тихо, с беспокойством вновь прошептала Анна Александровна. Нехотя, почти не пережёвывая, он проглотил несколько ложек каши и попросил горячего чая. С остановками, небольшими глотками выпил его, встал и вышел из-за стола.
– Мне холодно, – сказал Пётр Васильевич и указал на печь. Анна Александровна быстро поправила на печи подстилку из старого тулупа, взбила подушку, помогла мужу подняться на печь и укрыла его ватным одеялом. Пётр Васильевич погладил её руку, улыбнулся.
– У тебя что болит, Петя?
– Ничего не болит. Я немножко посплю. – Он удобней лёг на подушку, вытянул ноги и закрыл глаза. Память вновь унесла его в далёкое прошлое.
Анна Александровна успокоилась, провошла в комнату, встала на колени перед иконой и зашептала:
Господи помилуй, прости беззаконие наша,
Посети и исцели немощи наша, помоги Пете,
имене твоего ради.
Господи, помилуй. Слава Отцу и Сыну и Святому духу,
И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
5
Новый 1904 год начался суровыми рождественскими морозами и старыми хлопотами деревенского мужика про житьё-бытьё. Не было свободного времени, чтобы просто посудачить. А если и велись беседы, то непременно не о пустяках – больше о делах или проблемах значимых, важных. Вот и сейчас заговорили, будто японец напал на Россию, да внезапно, без предупреждения. Как можно так? Не по-людски. И чего надо японцам, и что не поделили? А причины были, и было за что воевать. Начался призыв на службу в армию. Известие о войне вызвало особое беспокойство в семье Пономарёвых.
Петру в июле исполняется двадцать один год, год призывной. Только женился, отгулял свадьбу. С молодой женой не пожил ещё, война ни к чему. А что поделаешь, от службы не уйдёшь. Служить придётся, рассуждал Василий Андреевич.
Больше всех переживала Анна. Но к всеобщему удивлению вдруг успокоилась, стала немногословной и даже уверенной.
6
На первом месте во всей русской политике начала царствования Николая Второго стояли вопросы Дальнего Востока – «Большая азиатская программа».
Однажды он сказал, что рассматривает укрепление и усиление влияния России в Восточной Азии как задачу своего правления. Освоение дальневосточных земель было невозможным без развития транспортной системы. Впервые идею о постройке железной дороги в Сибири подал граф Н. Н. Муравьёв-Амурский. Ещё император Александр Третий с возмущением писал: «Уже сколько отчётов генерал-губернаторов Сибири я читал и должен с грустью и стыдом сознаться, что правительство до сих пор ничего не сделало для удовлетворения потребностей этого богатого, но запущенного края. А пора, давно пора».
