Гвардейцы были неплохими наездниками – положение обязывало, – но легионер – он и на лошади легионер, и лучший скакун для него – собственные ноги. Центурии быстро достигли первых домов деревни. Пара тысяч морхов, которые еще несколько минут назад казались серьезной силой, на фоне шести тысяч легионеров как-то терялись. Передние центурии распались на полусотни под командованием тирахов и вошли в деревню.
Жаль, конечно, но красоте этой деревни пришел конец – то, что не сожгли морхи, растопчут уже легионеры.
Небольшие отряды морхов как капельки ртути собрались в одну массу и ринулись на ряды легиона. Но если с одинокими всадниками они еще могли что-то поделать, то перед стальным монолитом легионерского строя оказались бессильны. Вот еще одно подтверждение превосходства хорошо сплоченного, дисциплинированного отряда над разобщенной массой одиночек, какими бы сильными бойцами они ни были. Слитный удар копий, шаг вперед, затем ответный грохот дубин по большим круглым щитам. Дружно завопили тирахи, и тут же еще шаг вперед и очередной слитный удар многозубой челюсти легиона. Гвардейцы работали как машина, и через несколько минут морхи дрогнули. Черная масса отхлынула назад и покатилась в нашу сторону, а вслед за нею, как символ неминуемого возмездия, мерно двигалась стальная полоса легиона. Эта масса воинов не была похожа на ртуть, а скорее на конструктор – центурия с треском раскалывалась на мелкие части, обтекала здание и вновь смыкалась.
Попытки морхов подловить легионеров на подобных маневрах для чернокожих монстров заканчивались печально – каждая полусотня сама по себе была маленькой центурией и стойко держала оборону, при этом неизменно стремясь присоединиться к основному организму. Если кто-то оказывался между этими деталями, то, когда конструктор собирался, их попросту раздавливало.
– Пора, ваше величество, – прогудел рядом голос графа, возвращая меня к реальности.
Юный трубач вновь прогудел в свою дудку, но как-то более протяжно. Из памяти всплыло выражение «широкий клин».
Местные рыцари не ходили «свиньей», как их земные коллеги, их клин всегда имел острие. Имелась даже особая должность «острия» – им всегда был лучший рыцарь. Откуда-то из глубин строя выехал настоящий монстр – с трудом верилось, что внутри настолько громоздкой конструкции мог находиться человек верхом на лошади. Эдакий танк – памятник самому себе.
Маневрировать в подобном облачении было трудно, но рыцарь-острие и не собирался этого делать. В его задачу входило держать указанное направление и пробивать собой дорогу. Позади «острия» находилось еще несколько таких же тяжелобронированных всадников, ну а дальше по схеме – рыцарская кромка и начинка из оруженосцев.
Лава, постепенно набирая ход, устремилась навстречу стальной линии легионеров, стремясь раздавить морхов, как ягоды в виноградном прессе. Что бы там ни говорили, но вымуштрованные с детства рыцари действовали великолепно – больше на рефлексах, чем на разуме.
Врезавшись в толпу, лава породила странный хруст, словно тяжелые жернова раздавливают виноград вместе с мелкими косточками. За несколько десятков метров до частой гребенки легионерских копий боковые стороны клина словно сложились, образовывая два самостоятельных клина, и вот уже две конные лавы понеслись вслед за убегающими остатками морхской толпы. Я попал в правую половину и вместе с графом, а также моими временными телохранителями поскакал вдоль приближающейся стены легионерских щитов, как раз в сторону странной группки морхов на поле.
Вопреки моим ожиданиям, всадники на носорогах и их свита не дрогнули, мало того – выбежавшие из деревни морхи начали накапливаться возле этого «стержня». Их оставалось очень мало – вряд ли больше нескольких сотен, – но решительность вождей настораживала.
Впрочем, думать было некогда: рыцарский клин на скорости врезался в группу морхских командиров. Чернокожие гиганты погибли практически разом – кто-то был сбит на землю и растоптан рыцарскими тяжеловозами, кто-то проткнут копьем или разрублен тяжелым кавалерийским палашом, но, как оказалось, бой на этом не закончился.