У нас на Земле, во всяком случае у нас в Сибири, в эту пору бывает свежо, зябко. Ночью — чаще всего именно в эту пору, перед рассветом, выпадает обильная роса и травы тяжело никнут к земле. Выйдешь по нужде в трусах и майке — и, не мешкая, обратно.
Бр-р-р!.. А здесь тепло, сухо, ветерок доносит какие-то странные звуки, похожие на вздохи больших животных. Я прислушался и понял, что это не вздохи, а шум соснового бора, в котором я только что побывал во сне.
Да сон ли это? Вот наступит утро, все проснутся и обнаружат в том бору, за той речкой Бурлой золотистый (не серебристый, а именно золотистый) корабль, и возьмут того, третьего Эдьку Свистуна, и приведут в деревню. Конечно, это фантастика. Как бы ни была велика Вселенная, вряд ли в ней есть три совершенно одинаковые планеты. Похожие наверняка есть, на этот счет и голову ломать нечего, а совершенно одинаковые… Гм-гм… Тут надо посмотреть и подумать, как говорится.
Меня поразила тишина. У нас ведь и перед рассветом редко бывает тихо. Если не верите, выйдите на крыльцо, прислушайтесь. Мычат коровы, лают собаки, скрипят колодезные журавли, с грохотом проносятся грузовики, поднимая тучи пыли, судачат страдающие бессонницей бабы… Ужас!
А здесь ничего подобного. Ночь дана для сна и отдыха, и никто, даже сам господь бог, не имеет права мешать людям. Позже я узнал, что этот закон (не правило, а закон, обратите внимание) соблюдается очень строго. Можешь съесть лишнюю порцию котлет, взять в магазине лишние шорты или лишнюю пару туфель, никто и слова не скажет. Но боже упаси тебя играть средь ночи на гитаре, горланить песни, хохотать, стучать палкой по забору, зевать во всю мощь своих легких и тем самым мешать соседям… Тебя на другой же день привлекут к ответу. И на милость не рассчитывай. На неделю, а то и на две лишат работы наверняка.
А это, как я уже говорил, считается здесь самым тяжким наказанием.
К счастью, интуиция подсказала мне, что вести себя надо архиосторожно. Сойдя с крыльца, я оглянулся — не валяется ли где консервная банка — и шагнул на траву-мураву. Трава была мягкая, шелковистая, она скрадывала шаги, и я мог без опаски бродить туда-сюда. Однако во дворе особенно не разгуляешься. Стараясь не производить шума, я вышел за ворота и побрел в степь. На краю деревни, в том месте, где, по словам мальцов-огольцов, некогда стояла ветряная мельница, остановился. Передо мной расстилалась поросшая травой равнина, окаймленная с трех сторон березовыми рощами. В низинах, вокруг болот, росла сочная трава. Там паслись кони.
Скоро совсем посветлело. А потом и солнце показалось. Здешнее солнце, разумеется. Огромное, круглое, ослепительное. И опять, как тогда в корабле, мне почудилось, будто в воздухе зазвенело. Это был удивительный звон, шедший, казалось, из самых дальних космических далей, — он наполнял душу покоем и благостью. Я постоял немного, прислушиваясь, и зашагал обратно. В это утро мне предстояло собраться, перенести все в лес, на корабль, чтобы завтра — ровно через сутки, то есть до того, как явится здешний Эдька Свистун, — надеть скафандр, привязать себя ремнями к креслу и нажать на кнопку с надписью «Старт».
