— Где-то здесь… Здесь, здесь! — говорю я, пропуская его вперед.
Эдька Свистун, высокий, широкоплечий, с родинкой на правой руке, чуть ниже локтевого сустава (я и родинку заметил), опережает меня и дальше идет не спеша, широким шагом, раздвигая ветви деревьев. Я шагаю след в след, дыша ему в затылок, и испытываю неловкое чувство близости к этому человеку, то есть к здешнему Эдьке Свистуну. Иногда мне кажется, что он — это я, а я это он, и мне становится страшно.
— Слушай, Эдя, тебе не кажется, что это уж слишком! — говорю я каким-то сиплым голосом, какой у меня бывает, когда я запыхаюсь.
— Что именно?
— То, что нас уже двое. Если из космического корабля выйдет третий Эдька Свистун, я с ума сойду.
— Вполне возможно.
— Что вполне возможно? — говорю я, ожидая, что Эдька сейчас обернется и посмотрит мне в глаза.
— Вполне возможно, что из космического корабля выйдет третий Эдька Свистун, — говорит здешний Эдька Свистун с таким видом, будто речь идет о чем-то самом обыкновенном.
— Вот это-то и слишком! — роняю я вполголоса.
И тут Эдька, и правда, оборачивается. Дело происходит ночью. Я помню, как я во сне вскакивал с постели, когда меня разбудили мальцы-огольцы. Но заря будто бы уже занялась, и в лесу светло, точно его обсыпали фосфором. И в этом мертвенно-бледном фосфорическом свете я отчетливо вижу здешнего Эдьку Свистуна, своего двойника. У меня такое чувство, будто это и не Эдька, а я сам, отраженный в зеркале. И волосы, и лоб, и брови, и нос, и губы — все мое.
— Есть люди-двойники, они встречаются сплошь и рядом, почему не быть планетам-двойникам? — говорит Эдька и растягивает губы до ушей.
И я растягиваю — не могу удержаться.
— Сколько во Вселенной высокоцивилизованных планет? Двести тридцать миллиардов? Ну вот, среди них наверняка наберется несколько миллионов двойников. Миллионов, обрати внимание, а не каких-нибудь единиц. А на планетах-двойниках, конечно же, есть и люди-двойники. Закон природы. И если они, эти люди-двойники, до сих пор не встречались, то лишь потому, что не достигли сверхсветовых скоростей.
— Но мы уже достигли, — возражаю я. Мягко и не очень уверенно возражаю.
— Вы и, может быть, еще где-нибудь. Но — зачем гадать? Сейчас придем, и все прояснится. Может статься, этот товарищ прилетел не с третьей планеты, как сказали огольцы, а с той же Земли… А?
— Я буду рад, — говорю я, и мы продолжаем идти дальше. Шаг в шаг.
Я смотрю на небо, налившееся багрянцем, и слышу, как бьется у меня в груди сердце. Значит, я волнуюсь, — думаю я. «Эдя, будь человеком, возьми себя в руки!» — приказываю себе. Немного спустя повторяю: «Эдя, возьми себя в руки, возьми себя в руки!» — и скоро успокаиваюсь.
— Да, надо взять себя в руки, — одобряет мои действия здешний Эдька Свистун.
— Ты что, тоже волнуешься?
— Не задавай глупых вопросов, Эдя! — Он впервые назвал меня по имени. — Я волнуюсь, ты волнуешься… все мы волнуемся перед лицом неизвестности.
— Слушай, не только мы сами, но, может быть, и мысли у нас одинаковые?
— И мысли и желания, — отвечает здешний Эдька. — А вот поступки разные. Здесь, на этой планете, долгое время недооценивали космос. Поэтому и отстали. Пусть немного, но все-таки… Отсюда и разность поступков. Того, что делаешь ты, не могу делать я, техника не позволяет, чуешь? Но когда-нибудь мы нагоним, и все войдет в свою колею.
— В какую колею?
— Я хочу сказать, когда-нибудь наступит время, когда и поступки наши будут одинаковыми. Я лично против. Но мое мнение ничего не значит.
— Я тоже против. А коли мы оба против, ничего не будет. Стой, смотри… — Мы оказались лицом к лицу. — Видишь, у тебя руки опущены, а у меня подняты вверх. И так будет всегда.
— Руки — чепуха. Главное — голова, — сказал Эдька, направляясь дальше.
Я хотел спросить, при чем тут голова, как вдруг впереди, в просветах меж деревьями, блеснуло что-то огромное, похожее на серебристую сигару. Это был космический корабль. Я сразу догадался, что это космический корабль. Он стоял на некотором возвышении, прямой и строгий, и смотрел выпуклыми глазами-иллюминаторами. Возле корабля возился и сам космонавт. Приглядевшись, мы догадались, что он снимает свой космический костюм, в котором, наверно, трудно было передвигаться по этой планете.
