Одна или две пчелы сели Гоше на руку выше локтя.
— Пчела! Укусит! — предупредил я.
И что же? Мальцы-огольцы только посмеялись надо мною.
— Да вы что, дядя Эдуард? Пчелы же не кусаются.
— Не кусаются, так жалят, какая разница!
— И не жалят! Зачем жалить?
— Как не жалят? — Я не знал, что подумать.
— Да вот так, не жалят! — Гоша посмотрел на меня с видом победителя.
— Что же они тогда делают?
— А ничего не делают. Что им делать? Мед собирают, вот и все. — И с этими словами Гоша осторожно, двумя пальцами, снял пчелу с руки и поднес к губам.
— Может, у вас здесь и комары не кусаются? — спросл я, увидев, как матерый кровопиец устроился на шее у Федьки.
— Нет, с комарами сложнее, — солидно заговорил Сашка. — Комары не трогают лишь детей и подростков до шестнадцатилетнего возраста. А перевалит за шестнадцать, гляди в оба.
Вот тебе раз, подумал я.
Незадолго до полета в космос мне попалась книжка некоего французского студента Песселя (или Кесселя, не помню точно) «Затерянный мир Кинтано-Роо». Автор рассказывает о путешествии в Мексику. И не вообще в Мексику, а в какой-то уж совсем глухой и дикий уголок Мексики, где живут индейцы племени майя.
Так этому Песселю или Кесселю [7] бросились в глаза поразительные вещи. Например, пчелы там не кусаются. В одном месте он так и пишет: «Я с удивлением узнал, что у пчел майя нет жала!» Еще поразительнее с комарами. Оказывается, по каким-то еще неизвестным науке причинам комары не трогают грудных младенцев. Но только грудных, заметьте.
Признаться, тогда я не поверил, вернее, не то чтобы совсем не поверил, а взял под сомнение. А теперь вспомнил, посравнил с этой планетой и не знал, что подумать. Природа ставит перед наукой тысячи загадок, одна сложнее другой. Чем объяснить, думал я, что комары племени майя щадят лишь грудных младенцев, тогда как здешние — детей и подростков до шестнадцатилетнего возраста? А может, где-нибудь на третьей, пятой или десятой планете (цивилизованной, разумеется) есть комары, которые вообще ладят с людьми?
С пчелами дело обстоит несколько иначе. Пессель или Кессель прямо говорит, что у пчел майя нет жала!
(Восклицательный знак принадлежит автору открытия.) У здешних же пчел жало есть, сам видел, а людей они не жалят! (Этот восклицательный знак принадлежит уже мне.) Почему? По какой, так сказать, причине? Я ломал, ломал голову и наконец пришел к мысли, что здешние пчелы, возможно, обладают интеллектом и в конце концов поняли, что с людьми лучше не связываться.
Впрочем, на этой планете встречаются загадки и похлеще. Хотя времени у меня было в обрез, я все же поинтересовался кое-какой здешней научной литературой. Сведения, которые я почерпнул из этой литературы, буквально потрясли меня. Угри здесь могут жить без пищи до пятисот суток. Это доказали, разумеется, не сами угри — они на это никогда бы не решились, а ученые отдела зоологии Академии наук Белоруссии, но какая разница. А в Австралии (в здешней Австралии, разумеется) крокодилы живут в мире с людьми.
Местные жители (их зовут австралийцами) спокойно купаются среди крокодилов и даже залезают к ним на спину.
Однако хватит о загадках. Нам пора вернуться во двор детского сада, где беспечная малышня продолжает бегать, прыгать, словом, выделывать всякие штуки.
— Кстати, вы Ивана Павлыча не видали? — спросил я, не обращаясь ни к кому в отдельности.
— Да только что был дома, — ответила старшая, что советовала жениться. После я узнал, что она имела в виду не кого-нибудь, а именно Фросю, которая, по общему здешнему мнению, засиделась в девках.
— Вот и отлично! Он мне, знаете, до зарезу нужен, — сказал я, направляясь к воротам.
— А вы прямо, вот по этой дорожке, — заметила старшая, показывая на дорожку, что вела в соседний двор.
«Прямо так прямо», — подумал я и пошел прямо.
Дорожка упиралась в стену желтой акации, которая, должно быть, служила живой оградой. Я без особого труда преодолел это препятствие и сразу очутился во дворе, заросшем травой-муравой. Между прочим, дом и двор ничем не отличались от дома и двора тетки Сони… Лишь на крыше торчал флюгер, показывая направление ветра. Потом мне сказали, что этот флюгер является единственной приметой, по которой узнают, где живет председатель.