Возвышение публичного пространства — и новостей как средства его существования — отчасти произошло благодаря появлению новых, сложных социальных проблем: от транспортировки воды до угроз, стоявших перед империями. Эти проблемы выходили за пределы ограниченного индивидуального опыта. Свою роль сыграли и технологические перемены. В конце концов, способ передачи новостей глубоко затрагивает их содержание.
Устная речь всегда обращена к конкретной аудитории, но письменная речь и особенно печатное слово меняют все. Они сделали существование широкой аудитории действительно возможным. Способность обращаться к обширной, анонимной группе людей дала толчок эпохе Просвещения, а благодаря изобретению печатного станка ученые смогли абсолютно точно распространять сложные идеи и транслировать их аудитории, находящейся на огромном расстоянии. Поскольку страница одинакова для всех, начались активные дискуссии между людьми из разных стран, что было бы невероятно трудоемко в более раннюю эпоху господства рукописного текста.
В американских колониях печатная отрасль развивалась неистовыми темпами — во времена Войны за независимость в мире не было места с большей плотностью и с большим разнообразием газет, чем в Америке. Они ориентировались исключительно на запросы белых землевладельцев-мужчин, но все же могли говорить так, чтобы их аргументы воспринимали и инакомыслящие. Политический манифест Томаса Пейна Common Sense («Здравый смысл») помог дать разным колониям ощущение наличия общих интересов и солидарности.
Первые газеты давали предпринимателям информацию о рынке: о ценах и общей ситуации. Их выживание зависело от подписки и рекламных поступлений. Лишь в 30-е годы XIX века появилась «бульварная пресса» — газеты, каждый номер которых продавался по отдельности на улицах, — и только тогда обычные граждане США стали главной аудиторией новостей. Именно в этот момент газеты начали печатать то, что мы считаем новостями сегодня[110].
Небольшая группа аристократов стала превращаться в широкую аудиторию. Средний класс рос, и, поскольку его представители не только интересовались жизнью народа, но имели время и деньги, которые можно было потратить на развлечения, они жаждали новостей и зрелищ. Тиражи газет взлетели до небес. А по мере того как рос уровень образования, все больше людей понимали, насколько тесно взаимосвязано современное общество. Если то, что происходит в России, может повлиять на цены в Нью-Йорке, то за новостями из России стоит последить.
Но хотя демократия и газеты становились все более взаимосвязанными, их отношения были непростыми. После Первой мировой войны разгорелись бурные споры о том, какую роль должны играть газеты. Этот вопрос стал поводом для жаркой дискуссии между двумя светилами того времени — Уолтером Липпманом и Джоном Дьюи.
Липпман с отвращением взирал на газеты, которые, по сути, присоединились к системе военной пропаганды. В сборнике эссе Liberty and the News («Свобода и новости»), опубликованном в 1921 году, он гневно атаковал военную отрасль. Он цитировал редактора, написавшего, что из-за войны «правительства призвали на службу общественное мнение… Они заставили его заниматься шагистикой. Они научили его стоять смирно и отдавать честь»[111].
Липпман писал, что, пока существуют газеты и пока они, опираясь на сугубо частные и неизученные стандарты, сколь угодно возвышенные, определяют «то, что будет знать средний гражданин и, следовательно, во что он поверит, никто не сможет сказать, что суть демократического правления надежно защищена»[112].
За следующие 10 лет Липпман развил свою мысль. Общественное мнение, с его точки зрения, слишком податливо — людьми легко манипулировать с помощью ложной информации. В 1925 году он написал The Phantom Public («Призрачная общественность») — это была попытка раз и навсегда развеять иллюзию о рациональном, информированном населении. Липпман спорил с главенствующим демократическим мифом, будто информированные граждане осознанно принимают решения по важнейшим вопросам текущего дня. «Всемогущих граждан», необходимых для существования такой системы, в принципе нет. В лучшем случае обычные граждане в состоянии проголосовать против правящей партии, если она работает слишком плохо. Липпман доказывал, что реальная управленческая работа должна быть доверена внутренним экспертам, имеющим необходимые образование и опыт, чтобы понять происходящее.
