— Извини за бардак.
Похоже, Роуз слегка опешила:
— Что ты, он создает впечатление достоверности.
Все это, кажется, следовало рассматривать как срез каждодневной жизни обычных людей, но я все равно переживала. Вообще-то, Слим мог быть чуточку поаккуратнее или, по крайней мере, бросить небрежно свои вещи в «мертвой зоне». Все лучше. Затем меня осенило: может, он так и сделал? Я представила два берега хлама по обе стороны от благоухающей лимоном комнаты. Роуз переключилась на прихожую, и я поняла, что занимаюсь в точности тем, что зрители обсуждали снаружи: строю догадки о том, чего попросту не могу видеть. Сейчас я смотрела на пустую прихожую, гадая, куда мог спрятаться Слим и сдержал ли Павлов свое обещание.
— Попробуй щелкнуть в кухню, — посоветовала я. — Мы часто разговариваем, сидя на кухне.
— Надеюсь, это положительно влияет на кулинарный процесс, — сказала Роуз и кликнула мышью, переключаясь с одной камеры на другую. — Слима не стоит пускать туда в одиночку.
— Всего-то чуть-чуть подгорело, — встала я на защиту бойфренда, но тут меня отвлекла появившаяся на экране картинка. Ребята сидели за столом, друг против друга, но хорошо виден был только Павлов. От его собеседника остались только нос и щека — выдающиеся вперед части профиля, изредка сдабриваемые случайным блеском кольца в брови. Как знать, случайно Слим оказался в «мертвой зоне» или же загнал себя туда умышленно? Будем надеяться, что это мощь приведенных Павловым аргументов вынудила его ретироваться в виртуальную тень.
— По крайней мере, они ведут беседу, — сказала я. — Как думаешь, братец все ему скажет?
Роуз не потребовалось отвечать, поскольку Павлов как раз в это время сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. Слим, очевидно, парировал его довод чем-то, потому что с его стороны на экране возникла рука, которая принялась взвешивать воздух. Он говорил о чем-то важном, казалось мне, в то время как мой брат пощипывал переносицу, солидно кивая в ответ. Наблюдая за этой немой сценой, я немедленно предположила самое худшее: Слим заявляет, что не может тратить свое драгоценное время на мои заморочки. Что я вела себя слишком назойливо, слишком нелепо и вообще могла бы поучиться кое-чему у Мисти. Воображаемая речь Слима звучала у меня в голове, и все тело при этом похолодело. Внезапная, резкая смена температуры. Словно в душе, когда кто-то балуется с кранами.
— Так даже хуже, чем совсем ничего не знать, — сказала я в итоге. — Я просто вкладываю в их уста слова, которых на самом деле не хочу слышать.
Роуз отчего-то не следила за экраном, а разглядывала клавиатуру, собрав губы в кривую усмешку и словно прикидывая, что же делать дальше. Затем она повернулась ко мне, и на ее лице появилось выражение сочувствия — та жалостливая улыбочка, которой одаривают собеседника перед тем, как преподнести скверную новость:
— Помнишь, я говорила тебе утром, что эта игра не так проста, как кажется?
Я кивнула в ответ и мысленно вернулась в гостиную, к былым своим опасениям насчет проницательности Роуз по поводу моих игровых талантов.
— Ты ведь не про «Денежный залп», верно?
Кровавая Роуз прогнала улыбку с губ.
— Золотце, я говорила о множестве вещей.
Инстинктивно я вновь обернулась к экрану, все еще недоумевая, что она имеет в виду, но почему-то уверенная, что смотрю в правильном направлении. Оторванная от тела рука Слима продолжала критиковать моего братца, но выяснить, что происходит на кухне, не было никакой возможности. Сайт caminside здесь бессилен. Единственным способом было оказаться в доме; я вдруг поймала себя на мысли, что разглядываю нашу кухню глазами воровки, прикидывая возможные варианты проникновения внутрь. Оказавшись таким образом на месте Роуз, я повернулась к ней:
— Ты можешь увеличить обзор, да?
Она ответила, но сперва потянулась к клавишам, и я уже догадалась, в чем дело.
— Думаю, тебе лучше всего взглянуть самой.
Так я и сделала. Смотрела и поражалась. Только это мне и оставалось: Роуз зашла на другой веб-сайт, очень напоминающий первый, но с совсем другой перспективой сцены на кухне. Я смотрела теперь с точки, находившейся прямо над кухонным столом. И при этом гадала, сколько еще камер Картье тайно протащил в дом.