— Ты — моя девушка, и меня это беспокоит. Ты сошла с ума и, кажется, поступишь по-своему, как бы я тебя ни отговаривал. Но я не найду себе места, если ты одна отправишься на грабеж и не вернешься. Вот почему я считаю все дальнейшие разговоры бессмысленными. Вопрос закрыт. Завтра утром я сам поеду и найду подходящий банк.
Я уже собралась было в ответ на эту тираду напомнить Слиму, что я свободный человек и могу делать все, что захочу, но он закончил тем, что подмигнул. Черт возьми, он подмигнул мне, и мы оба расплылись в глупейших улыбочках.
— Кстати, — сказала я, — я не ослышалась? Ты назвал меня своей девушкой?
— Может, и назвал. — Слим ухватил себя за локти, неожиданно смутившись. — Это плохо?
— Нет, если этим ты надеялся умаслить меня и сделать все по-своему. Но имей в виду, за рулем буду сидеть я. Нельзя грабить банк и прогревать мотор одновременно. Так не делается. Кому-то придется ждать, пока ты не запрыгнешь на заднее сиденье с наживой. — Дальнейшие препирательства я пресекла, добавив: — Если только ты не боишься доверить мне баранку.
В ответ Слим пожал плечами, но затем уловил юмор и простер ко мне руки. Я шагнула в пространство между нами и позволила притянуть себя еще ближе.
— Возьмите себя в руки, ребятки, — донесся с порога язвительный голос. — Вы обсуждаете будущее преступление так, словно оно абсолютно реально.
Мы обернулись к Павлову, он один из нас еще улыбался.
— Это ведь шутка, верно? Вы двое меня разыгрываете. — Немного помолчав, Павлов с унынием в голосе обратился к приятелю: — Грабеж не игрушки, Слим. У каждого из нас не по три жизни. За такое дерьмо тебя отправят прямо за решетку. Проведешь десять лет за стеной тюряги, деля камеру с сумасшедшим качком, который отжимается двести пятьдесят раз и любит, когда его называют «Сью», ясно тебе? — Голос моего брата дрогнул, он взял слишком высокую ноту. — Я боюсь тюрьмы.
— Что ты хочешь этим сказать? — тихо спросил Слим. — Что не участвуешь в деле?
Павлов побледнел и напрягся. Уперев в нас указательный палец, он поводил вниз-вверх, словно к жесту должны были прилагаться еще какие-то слова, но потом сдался и просто сказал:
— Только чур я не поеду на заднем сиденье, ладно? Меня там укачивает.
Вот так и вышло, что сегодня мы с братом заняли два передних кресла в «жуке», стоящем напротив банка, а теперь оба, совершенно выбитые из колеи, сидели здесь и обменивались колкостями.
— Хотя бы раз в жизни, Павлов, ты можешь потерпеть?
— Если б мог…
— Оглянись вокруг, — посоветовала я. — Нигде поблизости ты не сможешь отлить. Мы довольно далеко от Лондона, и здесь нельзя просто помочиться на мостовую. В здешних краях другие стандарты поведения на улице.
Павлов ткнул пальцем в стекло.
— Мне кажется, что в той чайной найдется уборная.
Уже одна только необходимость выслушивать все это довела содержание адреналина в моей крови до предельно допустимой концентрации. Я обеими руками ухватилась за рулевое колесо и глядела, как белеет кожа на костяшках.
— Слушай, — взмолился Павлов, — они только что открылись.
— Может, заодно раздобудешь там чего-нибудь горячего? — Я глядела на двери банка, стараясь не моргать. Под залпом сарказма притаилась молитва о том, чтобы Слим вернулся целым и невредимым. — Прихвати своему соседу булочку, он будет тронут заботой.
Краем глаза я уловила шевеление на пассажирском сиденье. Павлов повернул голову.
— У тебя найдется немного денег?
— Боже, Павлов, за ними-то мы и приехали!
Мой брат обмяк на сиденье и забарабанил пальцами по приборной доске, в оба глаза следя за моим лицом.
— Ну, — произнес он наконец, — скажи мне — ту вас и правда любовь?
— Чего?
— У тебя со Слимом. Ведь только любви под силу заставить двух здравомыслящих людей временно утратить чувство реальности.
— Павлов, давай поговорим про любовь в другой раз.
— Любовь вдохновляет мужчин, но я больше привык к сюжетам в духе Кейт Уинслет [10]. Ограбление банка для меня нечто новенькое. Хотя когда любовь зажигает сердце и все вокруг летит в тартарары, некоторым, наверное, действительно может показаться, будто весь мир готов упасть к их ногам.
