Однообразно тянулись дни.
В воскресенье Параска собиралась к золовке на крестины. Велела Василинке испечь оладьев, залить растопленным жиром и сложить в глиняную миску, потом накормить и напоить скотину, убрать в хате. Парней дома не было, еще на рассвете поехали в город.
Оставшись одна, Василинка быстро размяла в чугунке картошку, развела водой, запарила в ушате мякину, всыпала три пригоршни смолотой в жерновах овсяной муки. Все как положено пораздавала коровам, овцам, кабанчику, убрала в доме и осталось еще свободное время на отдых. Чем бы заняться?
Словно подслушав ее мысли, прибежали соседские девчата Нина, Ликута и Наташка. Узнали откуда-то, что тети Параски нет дома, и прилетели будто птицы. Закружились по хате, напевая вальс «Амурские волны». А дальше пошли полечка, краковяк и тустеп. Все девчата были в том возрасте, когда не сегодня-завтра закрасуются в танцах, которые считались самым лучшим на свете, самым интересным занятием деревенской молодежи.
В разгар веселья вернулась домой Параска. Танцы прекратились, девушки ушли. Хозяйка была навеселе, по-свойски спросила у Василинки:
— Ну как дела дома, моя невесточка?
Василинка вздрогнула. Что такое она бормочет? А Параска придвинулась поближе, протерла уголком платка красные веки и добавила:
— А мы там, на крестинах, надумали поженить тебя с моим Макаркой.
Василинку словно кто шилом в бок кольнул. Она подхватилась с лавки и молча стояла, опустив голову. Параска самодовольно говорила:
— Не беда, что ты городская, я давно к тебе приглядываюсь, да и люди тоже видят — не лентяйка ты. Правда, приданого нет, — и тут она развела руками, наверное, хотела сказать: смотри, какая я добрая, готова взять бесприданницу в невестки.
«Этому никогда не бывать!» — гневно повторяла про себя Василинка.
С той поры ненавистным стал чужой дом, и носатый Макар, и подслеповатая Параска.
Управившись по хозяйству, она попросила однажды разрешения сбегать к маме. Хозяйка не возражала: пусть посоветуется со своими.
Но мама приняла известие, как показалось Василинке, уж очень равнодушно.
— Что ты задумала, доченька? Убежать, не дослужить? А что люди скажут? Успокойся, иди назад. Все надобно делать по-человечески, по-доброму.
— Чем за Макара — лучше в озеро! — сквозь слезы предупредила Василинка.
— Никто тебя силой замуж не отдаст! — утешала мама. — Не плачь! Ты еще девочка.
Больше Параска не затевала разговора о замужестве: наверно, мама ее упросила.
Приход весны угадывался по многим приметам. Дни становились длиннее. Там, где прежде проваливались в рыхлый снег по пояс, теперь можно было пройти по твердой ледяной корочке. Снег оседал даже в пасмурный день. На поле появились черные проталины. Над залитыми синеватой водой низинами стоял туман.
В лесу еще толстым пластом лежал снег, а синицы, вестники весны, подавали звонкие голоса. Мужчины осматривали плуги и бороны: где что надобно поправить или отвезти в кузницу, чтобы наварить плуг либо насадить новый лемех.
Друг перед дружкой старались женщины, торопились поскорей управиться с кроснами. Приближалась пасха. Готовили и нехитрые обновки. Девчата и парни прибегали к Василинкиной маме и просили сшить ситцевое платье или рубаху.
В доме Параски Василинка скребла и мыла закоптевшие стены. Горячей водой заливала золу, насыпанную на дно кадушки, бросала туда раскаленные докрасна камни и накрывала постилкой, чтобы не остывали. Потом зачерпывала кружкой этот щелок, наполняла шайку и влезала на стол. Смочив суконную тряпку от старого армяка, изо всей силы терла потолок, который до сих пор никогда не мыли.
Целый день, без передышки, хлопотала Василинка. Выскобленные до желтизны потолок и стены совершенно изменили вид дома. Солнце посылало в чистые окна свои лучи и словно радовалось такому обновлению. Пришлось стирать и занавеску, разделявшую хату, будто перегородкою, на две половины. Самотканая намокшая ткань стала тяжелой — не поднять. Тогда с помощью Макара набросили на палку и понесли на озеро. Долго там на кладке отбивала ее вальком Василинка. Гулкое эхо катилось далеко по полю и замирало в лесу.
