— Ах, херр профессор, но откуда вы взялись?
— Пришел пешком с вокзала Зоо, — говорил Клейст.
— Ах, ах, как же так? Устали, поди-ка.
— А шар? — сказал настойчиво первый. — Вы прилетели на шаре.
— Вы очумели, товарищи, — сказал, протискиваясь мимо закутанной в платок привратницы, Клейст. — Вы очумели. Где же он?
— Но я не пьян. Я видел, как он летел.
— Ну, куда-нибудь в другое место, — сказал Клейст и протащил пакет с папиросами на лестницу.
— Ах, господин профессор, а мы думали, вы совсем пропали…
Гуляки отошли от подъезда.
— Я видал, — говорил один.
— И я видал, — сказал другой.
— Мы видали оба.
— И нет ничего.
— Чертова затея.
— Надо донести в Совет. Профессор Клейст! Запомните, товарищ.
— Да, товарищ. Хорошо только, если не какая-либо французская штука.
— Или новый путч баварских монархистов.
— Надо было схватить его!
— Доннер веттер!
— Доннер веттер!
— Но, господин профессор, — моргая заспанными глазами говорила фрау Фицке, — вам нельзя идти на вашу квартиру.
— Почему?
— Ах, господин профессор! Вы так долго отсутствовали… Ваша виза была только на три месяца… Вонунгсамт (Жилищная комиссия, распределяющая свободные квартиры (нем.)) ввиду жилищной нужды вселил в вашу квартиру херра Кнобеля, фрау Перш и семейство Шпукферботен с восемью маленькими детьми. Все ваши комнаты заняты.
— Но кабинет… Там мои бумаги…
— Я знала, господин профессор, и я сохранила ваши бумаги. Только немного успели взять на растопку печей. Товарищ Кнобель — такой спартакист.
— Что же мне делать?
— Я уже не знаю, господин профессор. Не иначе, как вам придется подать заявление в Вонунгс-амт. Вонунгс-амт должен озаботиться подысканием вам соответствующего помещения. Он отыскал же для этих господ.
— Но, позвольте, фрау Фицке, ведь вы же знаете, что это моя квартира. Как же я не могу войти и занять мою квартиру?
— Господин профессор, увы, у нас теперь нет собственности. Закон о социализации всех имуществ обнародован два месяца тому назад.
— Кто же теперь у власти?
— После октябрьских беспорядков спартакисты стоят у власти.
У Клейста опустились руки. Ему казалось, что портсигар своим двуглавым орлом с коронами жжет его ногу.
— Что же мне делать? — вяло спросил он.
— Уже и не знаю что, — сказала старуха.
— Постойте… Если мне телефонировать к Кореневу, или на квартиру Эльзы Беттхер, или в Американское общество «Амиуазпролчилпок»?
— Теперь, господин профессор, по телефону можно говорить, только подав перед каждым разговором письменное заявление в Ферншпрехер-Амт.
— Что за чушь такая?
— Такое распоряжение. — Старуха понизила голос до шепота. — «Они», господин профессор, боятся. Ожидают восстания правых партий.
— Но куда же мне деваться? — сказал Клейст.
— Ох! Уж и не знаю куда, господин профессор.
— Ну вот что, фрау Фицке, — решительно сказал Клейст, — я ночую у вас.
И он направился к дверям ее каморки.
— Господин профессор, — застонала старуха. — Но как же это возможно? Это же моя каморка. Я принуждена буду жаловаться.
— Ничего подобного. Аусгешлоссен (Все кончено (нем.)), фрау Фицке! Собственность отменена. Надо же, наконец, и мне где-нибудь ночевать?
Невеселую ночь провел Клейст. Старуха ворчала до самого утра, лежа на своей кровати под пуховым одеялом. Клейст сидел на стуле и, облокотившись о стол, дремал и думал, как при теперешнем правительстве ему передать все то, что поручил ему передать император Михаил Всеволодович и его думные бояре.
На другой день Клейст отправился на квартиру Коренева. Пожилая фрау Тонн, любившая Коренева, как родного сына, сумела отстоять его комнату, его мольберты, полотна и краски от социализации и охотно пустила к себе профессора Клейста, о котором много слышала от своего постояльца.
Она поила Клейста кофе и слушала его рассказы про чудесную страну, из которой Клейст только что вернулся.
— Что же, — сказала она, — и у нас, рассказывала мне моя мутти (Мамочка (нем.)), не хуже ихнего при кайзере было. Довольство, порядок. Ну и теперь, — прошептала она, таинственно оглядываясь и закрывая рот рукой, — сказывают, тоже скоро опять кайзер будет. Сумасшествие-то это проходит.
Клейст вспомнил, что была среда, и пошел к пяти часам к госпоже Двороконской, чтобы рассказать русским друзьям о России.