Едва все успели забраться в машину, как по крыше частой отрывистой дробью забарабанил град. Как там Амалия на озере, подумала Эллен, в такую погоду не то что купаться…
Ребенок же в это время стоял под дверью. Амалия успела вернуться еще до первых капель и уже поставила на огонь воду для кофе. Маттиас, когда они добрались до дома, смерил племянницу взглядом знатока и в грациозной манере изрек:
— Девочка, да ты с каждым разом все краше и краше!
Хильдегард постелила на стол неимоверно широкую, пожелтевшую от времени скатерть из чистого льна, которая была изготовлена на семейной фабрике еще во времена Юстуса Виллибальда Тункеля. Все равно она собиралась ее постирать, заявила она, так как для планируемого большого семейного сбора понадобится и скатерть соответствующего масштаба. Поэтому почему бы не испачкать ее еще разок? Кому-то, возможно, такой ход мысли покажется слишком сложным, но всем женщинам такие вещи понятны с полуслова. И кроме того, старая скатерть позволила немедленно перейти к главной теме.
— Будет не так много народа, — успокоил маму Маттиас. — Лидия не хочет позориться со своим сожителем, а Хольгер считает, что Морин растеряется в среде, где все будут говорить по-немецки, а еще хуже, если все возомнят, что надо говорить на английском.
Хильдегард начала считать вслух: она сама, Эллен с Амалией, Маттиас с Бригиттой, Хольгер, Криста с Арно, Лидия и этот новый, Герд. Всего получилось десять человек, и бабушка немного расслабилась.
— Одиннадцать, — поправил ее Маттиас, — не забывай, что и у Герда есть жена.
— К счастью, не двенадцать. Потому что если возникнет нежданный гость, то за столом нас будет тринадцать, а я суеверна, — заметила Бригитта.
Раз здесь все такие боязливые, подумала Амалия, лучше пока не заикаться о приглашении возлюбленного. Вероятные дебаты ни к чему хорошему не приведут. Ни ее родную сестру, ни двоюродных братьев и сестер явно звать не планировали. Собственно, и с ее присутствием они смирились постольку-поскольку, но на сборище взрослых она в принципе нежелательна.
— Меня можете не считать, — произнесла она, и четыре пары глаз удивленно уставились на девушку.
Никто не нашел, что сказать. Больше для того, чтобы разрядить нависшее напряжение, Эллен обратилась к Маттиасу:
— А ты, вообще-то, знаком с женой Герда?
— Очень поверхностно. Ее зовут Ортруд. Мы с ней встретились, когда она вернулась с какого-то делового мероприятия и при этом была одета очень элегантно. Между прочим, все их жилище выглядит оригинально, все устроено непретенциозно и интеллигентно. Дело в том, что наш кровный братец по профессии архитектор, а его жена — дизайнер по интерьерам.
— Так-так, стало быть, тягу к архитектуре я унаследовала от нового дяди, — пробормотала себе под нос Амалия.
Никто ее не услышал, так как в это самое время Хильдегард начала делить пирог, и все разом протянули тарелки. Предназначавшийся Эллен кусок немного не дотянул до тарелки и упал на скатерть, да так натурально, что подумалось, не нарочно ли она это устроила?
— А дети у него есть? — спросила Эллен, соскребая со стола крем.
— Да, причем и здесь обнаруживаются параллели, — откликнулся Маттиас. — Как и в нашей семье, первым у него родился сын, затем дочь.
И сам испугался своих слов, так как о его дочери Нине со времени скандального инцидента с дядей Адамом в их семье не принято было говорить. Или все же нет? Как бы то ни было, Хильдегард по-прежнему считала себя ее бабушкой.
Предположение Маттиаса в самом деле немедленно подтвердилось. Хильдегард ни с того ни с сего полюбопытствовала:
— У меня есть хоть какая-то надежда увидеть правнуков?
— Надежда, безусловно, есть, но Нина сейчас увлечена карьерой и, похоже, думает, что у нее еще уйма времени и дети могут подождать. К тому же ее приятель не закончил учебу. Горько осознавать, что мы с Бригиттой увидим внуков лишь в старости, если вообще увидим.
Эллен чуть было не добавила «я тоже», но сдержалась. Амалия следила, как мать, подавляя нервозность, бессмысленно теребила и снова расправляла край скатерти. Наконец Хильдегард в некотором смущении спросила сына:
