Вечерело… Над черными верхушками пальм, словно серебряная ладья, плыл молодой месяц. И вместе с наступлением темноты постепенно замирала жизнь города, затихали звуки и голоса. Лишь изредка в сгустившейся тишине доносился отдаленный скрип колодезного колеса да редкий собачий лай. Наконец совсем стихло.
К нам подошел наш сопровождающий Мухаммед и сказал, что служащие местного департамента сельского хозяйства приглашают нас на чай. Мы пошли за ним к соседнему зданию. По наружной лестнице поднялись на плоскую крышу, огороженную высоким парапетом. Нас уже ждали. Все было готово к чаепитию: на полу, на большом ковре, стояли подносы с посудой, пыхтел большой блестящий самовар. Настоящий русский самовар.
— Вот так сюрприз, — воскликнули мы, — будем пить чай из самовара!
— Неужели и по-русски самовар называется «самовар»? — удивился Бешир, один из чиновников департамента.
Это слово, как и сам самовар, давно и прочно вошло в обиход арабов, так что они уже и не задумывались о его происхождении и, возможно, даже считали его своим.
Тем временем Бешир занимался приготовлением чая, что оказалось довольно серьезной процедурой. Ошпарив кипятком фарфоровый чайник, он всыпал в него целую пачку цейлонского чая, побрызгал чай водой, а затем, заварив его крутым кипятком, поставил настаиваться на самовар. Во втором чайнике он заварил пачку индийского чая.
Пока чай настаивался, Бешир занялся подготовкой посуды. Разложив в маленькие стаканчики по две ложки сахара, он налил в них немного воды и быстро вылил. Как чай, так и сахар, объяснил он, нужно споласкивать, чтобы удалить посторонний запах и примеси. Только тогда чай будет прозрачным и будет иметь свой аромат и цвет.
Разлив по стаканчикам настоявшийся чай, он предложил нам оценить его. Чай действительно оказался ароматным и вкусным, но очень крепким. Он снимал усталость, вливая в организм новые силы.
По второму стаканчику Бешир налил нам индийского чая. Он тоже был ароматным, но имел другой, характерный для него вкус.
За беседой незаметно протекло время. Завтра рано в путь. Мы распрощались с гостеприимными хозяевами и разбрелись по своим душным, нагревшимся за день номерам. Раскрыв настежь окна и двери, мы улеглись спать. Среди ночи проснулись от холода. Тишина была почти абсолютной, так что слышно было, как падает с дерева сухой лист. Будто призрачные, стояли залитые лунным светом дома, пальмы, кусты цветущих роз. Заколдованное спящее царство. Словно кто-то дунул холодом — и город застыл.
Холод, конечно, был относительным. Вероятно, не меньше 15–18 градусов выше нуля. Но после адского дневного пекла эта температура казалась довольно сильным холодом. Саид был прав, предупреждая нас об этом еще в Мукалле.
На рассвете мы покидали Сейун. С первыми же лучами солнца жара снова сгустилась над пересохшей землей. Улицы были еще безлюдны. Мы проехали мимо султанского дворца, на ступеньках которого, положив на колени автомат, дремал босоногий полицейский, и выбрались за стены города. Впереди расстилалась песчаная, окаймленная горами, желто-зеленая долина Хадрамаута.
В поселок Бир Али, расположенный на побережье Аденского залива, из столицы республики можно добраться различными путями. Во-первых; морем. Для этого пользуются катером, изредка совершающим рейсы вдоль побережья. Однако этот способ отнимает много времени, привязывает к месту, а кроме того, приближался сезон северных ветров, следовательно и штормовой погоды, что было ни к чему.
Можно также добраться туда на машине. Ехать придется прямо по пустыне. Хороших дорог пока в республике мало. Англичане, жившие в основном в Адене, мало заботились о дорожном строительстве, а если и строили, то в первую очередь стратегические дороги, как, например, в Радфане, предназначенные для переброски войск в восставшие районы.
В Бир Али нас влекло крупное кооперативное рыболовецкое хозяйство. Срок командировки подходил к концу, нужно было торопиться, а преодоление 250 миль от Адена до Бир Али по бездорожью могло потребовать значительного времени. Мы выбрали третий путь — по прибрежной полосе, точнее, по узкой, сырой полосе отлива. Эта полоса представляет собой идеально гладкую поверхность, простирающуюся на многие десятки миль.
