Они позируют по очереди в малой гостиной Серову. Чем-то он напоминает ему доктора Му: сосредоточен, пристально вглядывается в лицо, того и гляди произнесет: «Та-ак, высунули язык, рубашечку приподняли, ды-и-шим». С головой ушел в работу — возится с красками, передвигает предметы. Известен, писал портреты царской семьи, знаменитостей. Не лебезит, чувствует себя с окружающими на равной ноге. В один из дней, задумавшись перед мольбертом с почти законченным портретом матушки, который чрезвычайно ей нравился, воскликнул в сердцах: «Не то!» и принялся, к ее ужасу, смазывать живописный слой. И так не один раз.
О независимом его характере ходило немало историй. Был случай, он работал в Зимнем над портретом Николая Второго. В один из дней не оставлявшая их ни на минуту царица попросила позировавшего супруга принять привычную для него позу. Извлекла из ящика сухую кисть и, водя по эскизу, принялась сравнивать его с натурой, указывая Серову на замеченные погрешности:
«Смотрите, тут у вас слишком широко, а тут надобно опустить».
«Так вы, ваше величество, — протянул венценосной наставнице палитру внимательно слушавший Серов, — лучше тогда сами пишите, если хорошо так умеете рисовать, а я, с вашего позволения, слуга покорный!»
Царь, говорят, долго потом извинялся перед ним за неловкость супруги.
Его портрет Серову долго не удавался — начинал, переделывал, откладывал — не находил, по его словам, сучка, за который можно уцепиться. После утомительных сеансов оба выходили подышать в парк, шли вечереющими аллеями в сторону цветочных оранжерей, стояли на взгорке, любуясь закатом. Бросая на него быстрые взгляды, художник что-то набрасывал карандашом в блокнот. Произнес однажды:
— У вас на лице маска, Феликс, вы точно боитесь, что кто-то заглянет вам ненароком в душу.
— Маска, Валентин Александрович? — изумился он. — Я всегда думал о себе как об очень открытом человеке.
— Вовсе нет! — последовал решительный ответ. — Вы один из самых закрытых людей, которых мне довелось встречать. Удивительно: в таком возрасте!
— Так откройте меня! — вскричал он с жаром.
— Открою, дайте срок.
«Сучок», за который можно уцепиться, Серов однажды нашел. Они ужинали в столовой, беседовали, много смеялись охотничьим рассказам батюшки, когда по паркету косолапо засеменил вернувшийся с вечерней прогулки любимый его мопс Клоун. Вспрыгнул на колени, потянулся к блюду с ломтиками ветчины.
— Отлично! — произнес Серов, глядя на клацающую зубами, заглатывающую кусок за куском собаку. — То, что нужно!
Законченный спустя два года поясной его портрет, где он смотрит в задумчивости с полотна, держа на руках мопса с апоплексическими глазками, получил неожиданный успех: в газетах писали, что это одна из лучших работ художника, антрепренер Дягилев повез его в числе лучших произведений живописцев и скульпторов России на широко афишируемые «Русские сезоны» в Париж. Они с братом пропустить такое событие, разумеется, не могли, вырвались на неделю во Францию, бродили в толпе зрителей по залам Большого Дворца искусств на Елисейских Полях — в какой-то момент шедший навстречу толстяк с живописными усами воскликнул округлив в изумлении глаза:
— Господа, это же он! Юноша с картины!
Окружившая их публика дружно зааплодировала.
— Позвольте пожать вам руку, князь! — не унимался толстяк. — Вы очаровательны!
Шел следом, звал настойчиво в гости в Сен-Эмильон, где у него винодельческое «шато» и где русские князья отведают божественный «сотерн», рецепт которого принадлежит его прадеду.
Насилу от него отделались.
Бесславно окончилась Русско-японская война. «Бестолочь сплошная», по выражению отца. Ни один из планов подготовки кампании против дальневосточного соседа осуществлен до конца не был. Дождались, в результате внезапного нападения на русскую эскадру, высадки японцев в Корее. Последовали сдача порт-артурской крепости, гибель флота в Цусимском сражении, проигрыш генерального сражения под Мукденом, унизительный Портсмутский мир…
Пропадало электричество: забастовали рабочие электростанции. Ужинали при свечах, как при царе Горохе. Октябрьский ветер с моря, холод, слякоть, зловещая тишина за окнами. Батюшка вышел из кабинета хлопнув дверью: собирался звонить великому князю — коммутатор молчит, не работает телефон. На улицах неспокойно, всюду военные патрули, не ходят трамваи, то и дело разводят мосты. Январские события в столице, когда полиция расстреляла шедших с петицией к Зимнему дворцу манифестантов, вызвали небывалую протестную волну: стачки, акции неповиновения властям, антиправительственные выступления. Что ни день, тревожные новости: волнения в воинских гарнизонах, восстал Черноморский флот, в Одессе уличные бои. В покои отца несут телеграмму: на Сенатской площади в Кремле погиб от бомбы террориста великий князь Сергей Александрович. Наскоро собравшись, они едут в Москву. Подробности убийства ужасающие: заслышав взрыв под окном, супруга его Елизавета Федоровна, находившаяся в то время в Кремле, выбежала в легком платье на площадь. Представшая ее глазам картина была ужасающей: на окровавленной брусчатке бился у перевернутой кареты раненый кучер, лежали убитые лошади. Куски тела великого князя разбросало по снегу, она собирала их ползая на коленях, пальцы его в перстнях нашли позже на крыше соседнего здания.
