Два романа отличаются не тем, что в первом есть, а во втором нет выхода, а тем, что в «Кюхле» в крысоловку людей загоняет история, а во втором — судьба. Историчность первого романа более явственна и проста, история в нем играет лишь роль импульса человеческих поступков. Второй роман написан о том, что все проходит и повторяется, о том, что все решено, и все, что будет, уже было, а будет «то же, что и сейчас».
Скорбность «Кюхли» связана с тем, что все несчастья происходят из-за гибели восстания, безвыходность второго в том, что поражение оценивается не как преходящая историческая неудача, а неудача предрешенная. Во втором романе гибель восстания осмысливается не как одно из важнейших (но все-таки лишь как одно из событий), а как единственно возможный путь русской истории.
Через сто лет после того, как зародилась тема, Тынянов пишет роман еще об одном кавказском пленнике. «Только в Новом Свете мы можем найти безопасное прибежище», — сказал Колумб своим спутникам, людям, которым уже ничего не оставалось в Старом Свете. Тынянов ставит эти слова в ответственное место — в эпиграф. Но Грибоедову хуже, чем спутникам Колумба: для него нет Нового Света.
Герои русской романтической поэмы перед декабрем уходили на Кавказ, на Восток, от «неволи душных городов». Тыняновский Грибоедов уходит в объятия казачки, в степь. Он бежит на Кавказ, на Восток с горя, как герой романтической поэмы, как бежали герои Пушкина, Байрона и Шатобриана. Он ищет прибежище. Это человек после декабря, понявший исчерпанность литературной традиции. Грибоедов интересует Тынянова преимущественно не в его индивидуальной судьбе, но главным образом как характерное явление эпохи. Писатель идет еще дальше: он настаивает на всемирности, на кругообращении повторяющихся событий: человек — эпоха — всемирная история. Тынянов расширяет тему бегства. Бегство русского писателя он уподобляет бегству английского актера и, распространив географию темы на три континента, делает ее всеобщей, всемирной. «Актер и драматический автор разных стран, в которых… зрители равно грубые скоты»[104]. Освистанный английской публикой, Эдмунд Кин едет в Америку. «Гуроны допустили его в племя свое и избрали вождем… он будто никогда не чувствовал себя столь счастливым, как среди гуронов, когда дали они ему титул вождя…» — читает Грибоедов о Кине.
«Вот оно, государство несуществующее…» — подумал Грибоедов и оглянулся, как человек, который решился бежать, и как человек, который боится быть пойманным.
«Молчать обо всем нужно…
…кончено, прошло, ни слова…»
Нужно бежать, бежать.
Из «птичьего государства…».
«Может быть, ты убежишь, скроешься? — советует ему совесть, с которой он разговаривает, как с человеком. — Ничего, что скажут: неуспех… ты можешь начать новую жизнь…»
Бежать в Цинондалы, родовое имение жены.
«Отрастишь бороду, как Самсон…» (Другой беглец.)
«Но, стало быть, он (Грибоедов. — А.Б.) беглец, в бегах, в нетях, он дезертёр?
Ну и что же, беглец…»
«Бежать нужно, бежать…»
Гибель надежд после поражения восстания, после крушения гонит его в несуществующее государство. В государство, которое еще не существует.
Он едет на Кавказ, который Александр называл «жаркой Сибирью», который Николай сделал местом ссылки декабристов и который Тынянов сравнивает с Новым Светом — прибежищем неудачников и беглецов. Кавказ превращается в частный случай общего закона: «Что такое Кавказ? Вообще, что такое земля? Время?»
И он едет в надежде, что, может быть, здесь (хоть здесь) что-нибудь удастся.
Эти надежды, эти помыслы становятся «Проектом учреждения Российской Закавказской компании», который он теперь считает главным делом своей жизни.
Ю. Н. Тынянов написал роман, в котором общественная и личная судьбы находятся в зависимостях причины и следствия. Человеческой свободы от истории, человеческой автономии не существует. Есть лишь воображаемая возможность уехать от истории в имение. Но это дилетантская социология, и надежда на то, что история в деревне действует менее энергично, чем в столице, всегда оказывалась иллюзорной. Человек не может уйти из общественной жизни, полагая, что ему удастся частная. Тынянов пишет о том, что независимой от истории личной судьбы не существует. Через его книги проходит тема зависимости человека от судеб общества. Если не удается общественная жизнь, то не удается и личная. Это правило в романах Тынянова никого не щадит исключениями. Только в первом романе оно действует более, а во втором менее непосредственно, потому что во втором романе между историей и героем стоит смягчающее удары общественное положение, в первом же высокого общественного положения нет, и поэтому воздействие истории на героя гораздо более непосредственно и болезненно.
