Самого Пушкина Тынянов чаще всего подает намеренно сниженным. Иногда это касается портрета, иногда поступка, иногда проскальзывает в авторской оценке. Первая прямая характеристика Пушкина начинается в тоне, мало имеющем общего с акафистом и манерой, в какой писались книжки серии «Жизнь знаменитых мальчиков»: «…он был тяжел, неповоротлив… У него была неопределенная сосредоточенность взгляда, медленность в движениях… Детей, товарищей игр, не запоминал… У него появились дурные привычки…», «…ничего любезного не было в его лице». Это сделано, несомненно, из боязни превратить героя в сусального ангела. За всем Этим сквозит определенная тема. Это тема гадкого утенка. Тынянов раскрывает не свое отношение к Пушкину, а отношение окружающих. В мелочной, суетной, недоброй семье, в казенном Царскосельском лицее, в окружении враждебных людей он был гадким утенком.
Тынянов не терпит ни чинного благонравия, ни его родных и любимых сестер — красивостей. Лебеди у него плавают «в канаве», «старые и грязные». «Над прудами в хижинах зимовали лебеди — в каждой хижине пара супругов: на сухой камышовой подстилке, зарывшись носом в перья подруги, лежал старый лебедь и, чуя их приближение, шипел и глухо бормотал сквозь сон — сонный грязный Зевес, который из-за своей Леды принужден был дрогнуть зимою в шалаше». «Дворец Разумовского на сей раз показался Александру сырым, неконченым зданием, вовсе не таким великолепным…» Представление читателю лицеистов происходит совсем не так, как это было в «Кюхле». В «Пушкине» вместо приемной министра, как Это было в первом романе, — бедная квартира директора. У министра промелькнули лишь несколько человек и ушли, не задержавшись. В квартире же директора происходит следующее: «Просторная комната поразила его наготою… За высокой английской конторкой стоял бородатый мужик в поддевке и записывал мерку. Трое или четверо кандидатов стояли в одном белье посреди комнаты. Александр остановился в нерешительности, стыдясь своего белья, чиненного Ариною. Однако и у товарищей было не лучше… Все присматривались друг к другу, как рекруты, которым забрили лбы. Бородатый мужик совещался с экономом о прикладе». История у Тынянова выглядит не очень парадно, не очень нарядно. Для того чтобы понять исторического деятеля и историческое событие, Тынянову необходимы реальные вещи, оставленные деятелем или событием. Иначе он не верит в историю. «Счет — счет гостиницы, в которой стоял Генрих в Каноссе: постель — столько-то, вино — столько-то… Хлеб — столько-то. Вы слышите? Вино! Он пил вино! Все представляли себе вино. Он стоял в гостинице. Представляли гостиницу. В факт верили. Он не пал, он стоял в гостинице и пил вино, Каносса была, Каносса была сделкой, факт вошел в сознание»[190]. Для Тынянова событие начинает существовать, лишь когда оно из «явления» превращается в предмет. Расчистка от красивых вещей, загораживающих подступы к историческому деятелю, была в то время одной из важнейших проблем исторического романа. Но сложность проблемы определяется не тем, сколь много удастся преуспеть в разоблачениях, а тем, чему эти разоблачения служат. Новое в последнем романе Тынянова было не столько в том, что красивые вещи были убраны с дороги и вместо благовоспитанного мальчика появился мальчик со слабостями и некрасивым лицом. Новое было в том, что Тынянов написал не отдельно Пушкина в жизни и отдельно Пушкина в литературе, а сумел показать единство жизни и труда поэта. Поэтический труд стал биографическим фактом.
Для Тынянова, разумеется, важно не развенчание во что бы то ни стало, не срывание одежд, не желание убедить других в том, что король гол, а опровержение неверной традиции, которая дальше добрых намерений не идет. Дело именно в опровержении плохо проверенных мнений, а вовсе не в разоблачениях. Поэтому у Тынянова столь же часты опровержения застоявшихся незаслуженно плохих представлений о событиях и людях, как и опровержения незаслуженно хороших. Таким опровержением незаслуженно плохого мнения о Пушкине были статья «Безыменная любовь» и история его взаимоотношений с Катериной Андреевной Карамзиной в романе. «В книге о живом Пушкине не будет места и легендам о нем как светском льве, как о ветреном любовнике, цинично относившемся к женщинам. Тынянов восстает против этой общепринятой версии»
