- Горлинка сизокрылая! Потом позвала Пересвету:
- Ты, дева, поди ко мне!
Поцеловав и внимательно оглядев Пересвету, она сказала князю с довольной улыбкой:
- Млада, словно цвет весенний! - и быстро перевела глаза на сына Иванку. Князь понял, секунду помедлил, кивнул княгине и весело произнёс:
- Да, девы русские краше всех!
- Эта же всех прекрасней! - бесстыдно глядя на Пересвету, громко проговорил вдруг старший из княжичей, Ростислав, успевший уже приложиться к чаше.
Князь строго взглянул на сына. Княгиня поджала губы. Боярин, заминая неловкость, истово попросил:
- Отведайте скудную пищу. Прошу тебя, добрый князь. И тебя, княгиня. И вас, преславные княжичи!
Он мягко велел жене:
- По доброму обычаю - чти гостей! Анастасия склонилась:
- Милости просим, князь…
- С пути славно и пить, и ясти! - не обращая внимания на строгость отца, с откровенной алчностью вновь произнёс Ростислав и первый, прямо руками, схватил со стола еду.
Князь промолчал. Лицо его помрачнело. Потом, тряхнув головой, он весело улыбнулся, будто решил не гневить себя в этот день пустыми делами. Выпив и взяв еду, он повернулся к Кучке и, улыбаясь, как прежде, громко сказал:
- Пить нам в хорошем доме во благо. Однако, боярин, пришёл я к тебе по иному делу. Ибо я помню завет отца моего, премудрого Мономаха: «Питию, еде, спанью не предавайтесь… не будьте ленивы ни на что доброе!» За этим добрым я к тебе и приехал.
Кучка насупился. В сердце его шевельнулась тяжёлая, застарелая злоба. Но он заставил её смириться: к чему до срока давать ей волю? Мудрее - повременить. К тому же князь ему даже и нравился: смелый в решениях, умный, весёлый и твёрдый, - такого бы и любить! Ан, больно уж жмёт… всю жизнь теснит, супротивник!
- Нетерпелив же ты, княже! - помедлив, сказал боярин с невольно выступившей на губах дружелюбной усмешкой. - Уж лучше за чашей твори веселье…
Но князь, как видно, принял внезапную мягкость в голосе Кучки за желание идти на уступки. Взглянув на Кучку и всё ещё улыбаясь, он громче, твёрже ответил:
- Судьба велит мне творить иное. Поэтому я отвечу тебе, как царь Александр Македонянин: «Не по нужде творю, а по судьбе!» Московское порубежье и новый город на нём есть, видно, судьба моя. Оттого о них мысли не покидают…
Кучка смолчал. Сердце его не хотело слушаться воли, но он ещё раз заставил себя смириться. Так, чтобы князь это понял, он сделал вид, что по слабости слуха не слышал последних слов Долгорукого, взял со стола высокие чаши и снова с мягкой настойчивостью протянул одну из них князю:
- Отведай вино сие, княже. Славное есть питьё…
- Отведаю. Ибо питьё лишь у отрока ум отбивает, а муж не теряет разума. Так и я…
Юрий спокойно и быстро выпил, вытер бороду рушником.
- Однако хочу от тебя иного…
Он на секунду запнулся, взглянул на княгиню. Она взмахнула большими ресницами, словно сказала «да!», и князь, улыбнувшись жене, добавил:
- Продай мне, боярин, вотчину эту миром. А с ней продай и здешние твои сёла. Либо же дай их в приданое вон Иванке за дочерью Пересветой: буду строить здесь новый город!
Боярин дрогнул. И без того мясистое, красное лицо его побагровело.
- На то твоя воля, - сказал он глухо. - Однако вотчина мне нужна: сам хочу сесть в ней к старости крепко..
- Крепче меня нельзя.
- Мыслю, что можно. Ибо князь - это воин. Ныне ты либо сын твой - здесь, завтра - сядешь князем на Киев. А я на сем месте - вечно!
- И я хочу вечно. Недаром бежане, сюда придя, остаются тут с превеликой охотой. Недаром и я свой новый город затеял: место это в средине Русской земли! Оно здоровому сердцу подобно для всей Руси. Подумай, Степан Иваныч, реши. А я не скупой: дам тебе за Московскую вотчину много гривен златых…
Боярин упёрся.
- Вотчина от отца. Потому и глаголется: «вотчина» Не продам. О зяте же - дай помыслить…
- Взгляни вон, боярин! - сдержав обиду, вскинул князь длинную, сильную руку и указал за окно, где за лесом и полем лежал московский посёлок. - Твоя вотчина с моим Помосковьем стоит впритык. Как же я буду строить здесь новый город, если земля моя вон на твою находит? Боюсь, - добавил он, усмехнувшись, - что и по твоим лесам пойдут строители с топорами… Боярин привстал, озлобленно крикнул:
