Но она наотрез отказалась: «Ты будешь кататься, а я саночки возить?»
Пришлось подниматься самому.
Мне отворила Раиса Алексеевна.
— Вот, — сказал я, протягивая журналы через приоткрытую дверь.
Но она не взяла их, а вместо этого посторонилась и впустила меня в прихожую.
В прихожей мне пришлось опять ждать, пока она сходит в свою комнату. Я надеялся, что она вынесет новые журналы, но вместо этого в руках у нее оказался ключ.
Раиса Алексеевна жила прямо над нами, только тремя этажами выше, и у нас была совершенно одинаковая планировка квартир. Поэтому я сразу догадался, что ключ этот от второй комнаты. Я и раньше слышал, что у Раисы Алексеевны был сын, но куда он девался и что с ним стало потом, я не знал.
Она отперла дверь и отступила назад, словно понимая, что вдвоем мы в маленькой комнатке не поместимся. Все это она проделала молча. Нерешительно, с опаской, как в таинственную пещеру, вошел я в сумрачную комнату…
И тут комната ожила. Не знаю, как это получилось, но она ожила. Щелкнув, включился ночник на стене. Разгорелась люстра на потолке, и принялись крутиться вокруг нее прозрачные разноцветные птички. Заструились нити золотистого света в электрическом аквариуме. Опустился лазерный диск на проигрыватель, и полилась негромкая музыка.
Я увидел книжные полки, уставленные фантастикой и детективами, заваленные целыми кипами журналов. Морские раковины, обломки горных пород и пустые хлопушки лежали и висели вокруг… Из цветочного горшка на стене свисали длинные зеленые петли какого-то растения, похожего на гигантский мох… У окна, задернутого желтыми шторами, стоял письменный стол, а на нем… Это был компьютер. Но я никогда не видел, чтобы корпус компьютера был разрисован так пестро: в желтую, зеленую, красную и синюю полоску. Клавиатура тоже была какая-то чудная: овальная и сильно изогнутая… И вдруг дисплей засветился, и на нем появилось веселое лицо рыжеволосого паренька лет пятнадцати.
— Эй, привет! — сказал паренек и помахал мне рукой. — Как дела? Меня зовут Димыч. Раз уж ты зашел, проходи и устраивайся. Я скоро буду, придется подождать. Пока можешь сгонять на Плутон. Адьос!
Паренек исчез, и на дисплее появился деск-топ.
Я ошеломленно оглянулся. Раиса Алексеевна глядела на меня странными глазами. Она кивнула головой, словно приглашая сесть в кресло и приступить к игре.
Медленно, как во сне, я подошел к столу и уселся в удобное кресло. Журналы я положил рядом с клавиатурой.
Да, компьютер был что надо! Стоило мне притронуться к мышке, как на дисплее появился паренек, назвавший меня Димычем.
— Ну, что, отправляемся на Плутон? — весело спросил он. — Надевай шлем!
Только сейчас я увидел лежавший в стороне шлем «виртуальной реальности». С каким-то странным предчувствием я надел его.
Я пилот космического танкера, только что прибыл на Хорон, жду «челнок», который должен достовить меня но Плутон. Мне очень хочется пить, но но базе нет ни капли питьевой воды. Это настоящая насмешка. За стеной тысячи километров водного льда, а тут нечем промочить горло.
Между третьим и пятым отсеками я нашел в стене крошечный иллюминатор, но единственное, что можно через него увидеть, это все то же ледовое поле, прозрачно-белое, с красноватыми вкраплениями карбонатов и силикатов, ярко освещенное наружным прожектором. На горизонте, совсем близком, громоздятся торосы, и между ними ходят неясные гигантские тени, мечутся багровые всполохи. Меня очень интригуют эти непонятные тени и особенно всполохи. Вдобавок ко всему металлическая платформа под ногами периодически начинает вибрировать, и я никак не могу определить источник этой вибрации. Она прекращается так же внезапно, как и начинается. Я обнаружил странную закономерность: вибрация начинается через несколько минут после того, как затухают всполохи на горизонте. Еще более загадочно то, что за минуту до ее начала свет в отсеке на несколько секунд меркнет (продолжают гореть только контурные огни на воротах и пунктирная линия но полу) и потом медленно, словно нехотя, разгорается снова. Я знаю, что на базе нет, не должно быть никакой активной автоматики, и потому все эти действия в их жесткой и монотонной последовательности остаются для меня совершенно необъяснимыми. Мне даже приходит в голову, что в те давние времена, когда полным ходом шло освоение внешних планет, локальные автоматы после завершения строительства не законсервировались, как должны были, а до сих пор продолжают свой неведомый сизифов труд.
