С пищей и водой не беда — можно получить и изо льда. Энергия — вот что дороже любых сокровищ, да где ее взять.
Хуже всего приходилось Исааку Штерну. На поврежденном скафандре красовались две здоровенные заплаты, однако тепло улетучивалось без всякого смущения.
Штерн держался на инъекциях и еле переставлял ноги, грузно повиснув на плече Белякова. Наконец не выдержал, повалился. Беляков сначала взвалил было его на плечи, но спустя какое-то время потащил волоком. Волочить пришлось, взявшись за ноги — больше на скафандре не за что ухватиться. Экономили даже на переговорах.
Целые пригоршни снега бились в забрало шлема. Вьюга кругом разошлась не на шутку. Обессилел и Беляков.
Отыскав углубление во льду, осторожно опустил Штерна и привалился к нему бок о бок. Дождался, пока ведьма-вьюга утихла, и сквозь забрало уперся взглядом в звездное небо. Беляков думал о том, сколько же раз он читал про такое. Сколько их было, несгибаемых космопроходцев, потерпевших крушение. Крушения отличались количеством уцелевших. И все они потом куда-то шли, шли навстречу спасению. Шли, по щиколотку увязая в песках разного цвета, продирались сквозь смертоносные джунгли, отбивались от кровожадных тварей из отряда ящеров, мокли под нескончаемыми дождями — и все равно шли.
Как правило, доходил только один. Или никто. А ведь когда-то так двигались и по Земле. Полз милю за милей умирающий с голоду золотоискатель, одержимый любовью к жизни. Полз сбитый военный летчик, еще не зная, что, теряя ноги, обретает крылья. И Беляков забылся усталым сном.
Убедившись, что он уснул, Штерн осторожно подсоединился к разъему на скафандре Белякова и принялся перекачивать к нему остатки собственной энергии, будто переливая свою кровь и жизнь…
…Слишком жарко сегодня. Лед так и жжет босые ступни, снежинки жалят кожу. С утра я метил территорию.
Успел обежать уже полграницы. Запах замечательно стойкий, недаром я наглотался высушенных желез ледового скунса в экстракте сизой поганки. Теперь никто и близко не сунется. Хотя могут. Им лишь бы навредить нам, мерзлякам. Выгнали нас с родных снегов, так что теперь жрем одни корешки, а сами лопают морозоустойчивые фрукты.
Подавятся! И ведь что самое обидное, нас, мерзляков, самое древнее и многострадальное племя, эти зимородки совсем не считают за людей. Сами-то кто? Всем известно, у нормальных людей три ноздри и уши зазубренные, не говоря уж о синем раздвоенном языке. Если у тебя язык розовый, значит, ты урод, сорное семя, а таких надо истреблять. Гнать, на самый крайний случай, с мест, где мерзляки жили, когда льдов еще и в помине не было.
Кто это там? Что это у них за шары вместо голов? А, это они, наверно, надели, чтоб запаха не нюхать, знают, что наповал бьет всяких чернорылых уродов. Ну вот ужо пожалеете, что забрались в нашу яму.
Со мной мой огнеплюй. Сейчас я вам устрою такое пекло, что вы у меня живо расплавитесь. Небось уже изнемогли от жары в своей одежке. Может, правда, вы и не зимородки, а еще кто. У зимородков такое напялить ума не хватит, да и какой у них ум-то? А, кто бы вы ни были, у мерзляков друзей нет. Плюй! То бишь — пли!
…Приятное, теплое сияние разлилось кругом. Беляков открыл глаза. Что за чудеса? Какая добрая душа послала им эту благодать? Он поспешно подставил тепловые батареи на руках, плечах и шлеме, впитывая энергию, заправляясь ей. Рядом то же самое тщетно пытался проделать Штерн. Тогда Беляков подсоединился к скафандру Штерна, переливая к нему энергию, как будто кормил больного с ложечки. «Дойдем, — приговаривал он про себя. — Теперь уж точно дойдем…» И не видел, как под забралом стекают слезы по лицу Штерна. Им обоим было хорошо и тепло друг с другом.
Рисунки авторов
ИЗ СОБРАНИЯ ГРУКОВ ПИТА ХЕЙНА
Перевел Генрих ВАРДЕНГА
Я, КОТОРЫЙ ВЫШЕ, ЧЕМ Я
Признать, что ты не прав — не значит сдаться.
Сменить занятье — не трубить отбой.
Мы созданы, чтобы наверх взбираться.
Ты должен выбрать жизнь в ладу с собой.
БЫТЬ САМИМ СОБОЙ
Грук благих намерений
Раз успехи не могут быть только моими, хоть провалы мои пусть несут мое имя.
СТРЕМЛЕНИЕ СУМЕТЬ
«Невыполнимо» — тот ярлык, что волю нам треножит; когда ты в суть задачи вник — лишь бы хотеть ты не отвык, ну а суметь ты сможешь.