Здесь проводились непрерывные измерения гравитационных, электромагнитных и других констант для поддержания точности эталонов и систем единиц. За толстыми стенами, исключающими помехи и вибрации, под надежной охраной спецподразделений ученые колдовали над самым современным оборудованием, чтобы немедленно узнать, если в сложных механизмах Вселенной произошли какие-то непредсказуемые перемены… Человеческая деятельность на Земле и в космосе превратилась в фактор космического масштаба, влияющий на ход основных процессов в природе. Но того, что произошло, никто не ожидал…
— Здравствуйте, Порфирий Петрович, — поприветствовал Скарабеев академика. — Наслышан: трагедия шекспировского масштаба. Расскажите, что же происходит в нашем королевстве?
Петреев-Птаха коротко кивнул, жестом пригласил Скарабеева и Кураева присесть.
— Не скрою, — сухо начал он, — что привлечение, так сказать, неспециалистов к этому делу лично я считаю нежелательным, но вынужден внимать рекомендациям, полученным в самых высших кругах, и, кажется, не без вашей помощи, — он взглянул на Кураева.
— Федор Петрович одинаково хорошо владеет познаниями в области фундаментальной науки и методами криминального сыска, — заметил тот.
— Вы переоцениваете мои скромные возможности, — не без ложной скромности потупился профессор.
— Опасность привлечения неспециалистов состоит в их обыкновении все пугать, — упрямствовал Петреев-Птаха.
— В сложившейся ситуации мы не в праве пренебрегать ничем, — парировал Кураев, — а профессор уже не раз оказывал нам помощь, когда все другие, включая и специалистов, потерпели фиаско.
Петреев-Птаха иронически возвел очи и развел руками.
— Ну что ж. Тогда к делу.
Он провел Скарабеева в зал, в центре которого размешался лазерный интерферометр, способный зафиксировать малейшее отклонение скорости света от постоянного значения.
— Ну вот, полюбуйтесь. Меряем скорость света с востока на запад…
А теперь — с севера на юг. Вы видите? Получаем два разных значения. Прежде все подобные опыты давали одинаковый результат… Похоже, что теория относительности больше не подтверждается. Мы регистрируем эфирный ветер, давно отвергнутый наукой.
— Может быть, прибор неисправен, — предположил Скарабеев.
— Исключено. Это самый точный и надежный прибор в мире, — не без вызова отрекомендовал Петреев-Птаха свое детище. — Результат подтвержден другими лабораториями. Есть, однако, странность: некоторые измерения, процентов тридцать, дают прежний результат, но все чаще мы получаем то, что вы только что видели… На привычную нам Вселенную накладывается какая-то искаженная картина, в духе устаревших представлений XIX века.
— Вот как? — изумился Скарабеев.
— Если динамика аномалий сохранится, то примерно через неделю эта картина полностью восторжествует.
— «Теория абсолютности»?
— Вот именно. И это чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Расчеты говорят о возникновении дополнительных факторов неустойчивости планетных орбит и звездных оболочек и даже атомов и ядер. Все живое погибнет. Еще три дня назад ничего подобного не регистрировалось. Это как гром среди ясного неба.
Скарабеев задумался.
— Могло ли это произойти… самопроизвольно? — спросил он. — В силу естественных причин?
— Этого не могло произойти вообще. Фундаментальные законы природы нерушимы; ничто в самой природе не может их поколебать, потому что все существует благодаря этим законам и управляется ими.
— Но это произошло, а значит…
— Я боюсь даже вообразить, что это значит, — сказал Петреев-Птаха. — Мы столкнулись с явлением, выходящим за пределы нашей Вселенной. Только извне можно менять правила игры. Ведь физические законы и есть в определенном смысле правила игры, данные нам именно такими, какие они есть, и влиять на них никто во Вселенной не может…
— Но все же кто-то повлиял, — заметил Скарабеев. — Да, интересненькое дельце…
— Вы называете это дельцем? Вся Вселенная летит к чертям! — не сдержался академик.
— К чертям? Интересная гипотеза, — пробормотал Скарабеев, раскрывая блокнот. — Действительно, на первый взгляд только черту выгодна эта путаница.
