Я поспешила ее отвязать. Любка немного отдышалась, попила воды из блюдца, потом с озорным видом схватила мою туфлю и понесла под кровать. Вспомнив о сандалиях подругиной матери, я собрала всю обувь и спрятала в голландскую печку. Но, как только я снова улеглась, Любка схватила конец скатерти и потащила на себя. Пришлось и скатерть убрать.
Так мне и не удалось поспать. С тяжелой головой я встала и начала одеваться. Любка приняла это за новую игру. Она стала наскакивать на меня, вырывать из рук чулки и башмаки. Я рассердилась, схватила ее за шиворот и хотела выпороть, но Любка сразу ловко вывернулась из рук, села на задние лапы и злобно затявкала. Потом, обиженная, залезла под кровать. Я оставила ей корм и ушла на работу.
Когда я вернулась домой, я не узнала своей комнаты. Спрятанные ботинки были вытащены и разбросаны по полу, около печки лежала груда золы, и всюду — на полу, на столе, на кровати — красовались следы Любкиных лап. Около стола валялась разбитая сахарница.
Оба мирно устроились спать рядом.
С этого дня Любкиным проказам не было конца.
Как-то я мыла ноги, а Любка наскакивала на меня и кусала голые икры. Мое терпение лопнуло, я схватила Любку и посадила в таз. Любке это понравилось, и я стала ее купать. Она смирно стояла в тазу и жмурила глаза. Но, как только я ее выпустила, она вскочила на кровать, встряхнулась, улеглась на подушку и начала вылизываться. С тех пор мою подушку Любка особо облюбовала. Она любила на подушке спать, а под подушкой устроила продуктовый склад. Она засовывала туда сахар, хлеб, мясо и зарывала носом. Но достать корм из-под подушки она не умела. Казалось бы, чего проще: засунуть морду под подушку и бери, что надо. Но Любка «копала» подушку сверху, неистово скребя лапами.
Хуже всего было то, что Любка накладывала на все с’естные припасы свои «заметки», то есть попросту пачкала на подушку. Точно так же лисицы поступают на воле. По запаху «заметки» они находят свои запасы.
Я много раз стирала и меняла наволочку, но потом решила просто свертывать постель.
Однажды я принесла домой хорошенького сибирского котенка. Мне захотелось посмотреть, уживутся ли кошка и лиса. Встретились они недоверчиво. Котенок забрался на стул и, выгнув спину, шипел на Любку. А лиса ходила вокруг стула и рассматривала диковинного зверя. Вот лисе удалось дотянуться до котенка носом, но она тут же отскочила, получив царапину.
Любку это только раззадорило, и она бешено заскакала вокруг стула, пытаясь укусить котика. Но котенок ловко отражал нападение. Любка устала, подошла к блюдцу с молоком и громко начала лакать. Коту стало завидно. Помедлив немного, он соскочил со стула и подошел к блюдцу с другого края. Любка бросила лакать и уставилась на кота. Некоторое время оба выжидательно глядели друг на друга, затем котенок осторожно наклонил голову и, не спуская глаз с Любки, раза два лизнул молоко. Любка последовала его примеру, и вскоре блюдечко было пусто.
После этого оба рядышком устроились спать на моей постели.
Но настоящей дружбы у них все же не было. Любка любила сидеть на окошке и смотреть во двор, а котенок принимался играть с лисьим хвостом. Любка как будто не слышит и только слегка пошевеливает хвостом. Вдруг она оборачивается и хватает кота поперек. Котенок орет и царапается. Лисица отскакивает, а кот обиженно уходит ко мне на колени.
Котенок ловко отражал нападение.
Коту стало завидно, и он подошел к блюдцу.
Я выпускала кота гулять, и он предпочитал возвращаться домой только с моим приходом. После гулянья котенку хотелось отдохнуть, а соскучившаяся за день Любка встречала его бурными играми. Котенок не выдержал такой беспокойной жизни и переселился к соседям. Любка кота выжила.
Оставалась очередь за мной. Но и я уже наполовину выехала из комнаты. Завтракать и обедать пришлось в кухне, потому что в комнате Любка каждый раз прыгала на стол, таскала хлеб и совала нос в горячий чай или суп. Вся моя комната провоняла терпким лисьим запахом. За какие-нибудь 10–12 дней Любка довела меня до того, что я шаталась от усталости.
Я уже решила отправить Любку в зоопарк, но неожиданный случай изменил мое решение.