— Пойдем, молодой человек, — проговорил он. — День впереди большой, а дел еще больше. Нужно спасать землю от неразумных действий людей. Лес дает человеку жизнь, а его уничтожали… Был такой царь на Руси — Петр Великий. Слыхал про такого?
— Дедушка Юрко рассказывал про царицу Екатерину Великую. Она спасла греков, — ответил Архип.
— Совершенно верно. Выкупила их у крымского хана. Екатерина вторая — наследница Петра на престоле. Он был царь умный, деятельный, хотя жестокий. При нем Россия могущество обретать стала. Государь, а не гнушался никакого ремесла, особенно в молодости. Корабли строил из дуба. А дерево — оно крепкое, долговечное. Петр заставлял садить дубовые рощи. Даже специальный указ издал против тех, кто уничтожал деревья. Он гласил примерно следующее: всех ослушников указу, кто рубил или будет рубить дубовый лес, а также тех, кто прикажет рубить — помещиков и приказчиков, примерно наказывать. Вырезать у них ноздри и посылать в каторжные работы… Вот так, молодой человек!
Архип молчал. Который раз он слышал рассказы о лесе, как о живом существе. Даже цари становятся на его защиту, велят наказывать за порчу деревьев… У кого доброе сердце, тот не причинит боли ничему живому. Барин по прозвищу Графф выращивает в степи лес. Он хороший человек и, наверняка, не позволил бы, как и Архип, ломать деревья, рвать без надобности цветы; конечно, защитил бы от побоев всякую живую тварь. «С таким дружить можно», — решил Архип, но с сожалением подумал о том, что не увидел настоящего леса и вновь не будет знать, каким его нарисовать. А нарисовать хочется, очень хочется. Эх, почему не захватил с собой конторскую книгу? Сейчас бы изобразил лес, каким представляет его. И если бы не так, Виктор Егорович поправил бы…
— А вот и помощники мои! — воскликнул Графф, заставив вздрогнуть задумавшегося Архипа.
К посадке подъезжали две брички с огромными бочками. Два парня шли сбоку бричек, держа в руках вожжи и понукая тощих лошадей. Два других шагали сзади. Виктор Егорович пошел в их сторону. Куинджи направился следом за ним.
Подростки вразнобой поприветствовали Граффа. Они были старше Архипа. В полотняных серых сорочках и шароварах, широкие штанины доходят до щиколоток босых ног.
— А цыганча звидкы взялося? — спросил, ни к кому не обращаясь, хлопец, усыпанный крупными веснушками, — Наче вивця, кучерява та смаглявэ!
— Познакомьтесь, ребята, с ним, — отозвался Виктор Егорович, — Это Архип из Карасевки. С берега Азовского моря пожаловал к нам.
— Дывы!
— Ваш родыч?
— Пожалуй, да, — проговорил Графф, подмигнул Архипу и добавил: — По настойчивости… А теперь за дело, братцы. Пока жары нет, польем хворые дубки…
Минут через пять веснушчатый парнишка, обращаясь к Архипу, скомандовал:
— Не стовбыч, бэры цэберку[9]. Та знимы свою свитку.
Куинджи внимательно посмотрел на стоявшего в бричке парня, молча разделся до пояса и подошел ближе. Тот наклонился над бочкой, зачерпнул воды и подал ведро Архипу. Таскать тяжести ему не впервой, и он быстро направился к Граффу. Лесничий сидел на корточках возле хилого дубка и разгребал руками вокруг тонкого ствола землю. Заслышав шаги, повернул голову.
— Решил помочь? — спросил он. — Похвально, молодой человек. Похвально… Ну‑ка, лей сюда… Так, так… Вокруг деревца… Вокруг… Не спеши… Правильно.
Виктор Егорович все дальше углублялся в посадку, отыскивая приболевшие деревья, и с каждым разом ведро в руках Архипа тяжелело. Он останавливался передохнуть, вытирал тыльной стороной руки пот на лице, смахивал с мокрой груди и спины назойливых прилипчивых комашек. Он мог отказаться от работы, но врожденное упорство, смешанное с мальчишечьим самолюбием, не позволило сделать этого. Последние полведра воды он почти бегом принес к дубку, у которого стоял Графф, и, запыхавшись, выдохнул:
— Все–Лесничий взял ведро и сам вылил воду под деревце.
— Так и работаем, дорогой, — сказал он. — С весны до глубокой осени. Представляешь, саженцы почти все на себе перетаскал…
Обеспокоенный Гарась встретил Архипа на улице.
— Все хаты оббегал, — сказал он сердито. — Куда тебя лихоманка носила? Солнце уже над головой стоит.
