— Проходи.
Матушка с любопытством смотрит на меня, словно никогда не видела прежде, потом подходит к столу, усаживается на свободный стул, наливает себе натты, делает небольшой глоток, затем спрашивает, показывая на плоскую панель компьютера:
— Это… Оттуда?
Киваю в знак согласия. А потом… Да чего уж там, если между нами давно нет никаких тайн:
— Хочешь посмотреть на мой мир?
Глаза матушки загораются огнём неистребимого любопытства:
— А можно?
— Можно…
…Я прогоняю картинку за картинкой: виды городов, планет, пейзажи и строения, леса и горы, космос, мои друзья, знакомые, просто случайные люди. Доса Аруанн смотрит жадно, забыв обо всём на свете. Иногда задаёт вопросы, если ей что-то непонятно, я, по мере сил, пытаюсь объяснить то, что она видит в данный момент. Больше всего маму интересуют именно люди. Она смотрит с восторгом на их одежду. На их лица, улыбки. Ей очень интересно. Наконец матушка устаёт, нужно передохнуть — слишком много впечатлений, и я, под вздох сожаления, гашу сферу. Взамен нахожу кристалл с музыкой, классический 'Вальс Цветов' Чайковского, негромко включаю. Мама зачарована звуками скрипок и слаженной, просто невероятной игрой оркестра. Совсем, как юная девчушка, приоткрывает ротик, потом спохватывается, со вздохом произносит:
— Как бы я хотела когда-нибудь станцевать такой танец…
Улыбаюсь ей в ответ:
— А почему бы и нет? Позвольте, доса?
Встаю с кресла, обхожу стол, подаю ей руку. Мама поднимается, и я кладу руку ей на талию. Она опускает свободную руку вдоль бедра, но я беру её ладошку и кладу себе на плечо:
— Вообще то, у нас танцуют так, мама…
И мы кружимся в бальных па вокруг стола, под светом горящего камина… Наконец мелодия умолкает, матушка раскраснелась, улыбается. А я рад возможности подарить ей радость, потому что завтра утром мне нужно уехать к Вольхе на железоделательные мануфактуры. Чертежи ружей давно готовы, а теперь у меня есть оснащение для изготовления точнейших валов, на которых будет установлены суппорта. Всё остальное для машин, бабки, привода, шестерни, станины, пусть и грубо, но давно готово, ну а на первых изготовленных, эталонных агрегатах начнут делать другие, более изящные, скажем так, станки и машины. Сколько времени у меня займёт это — неизвестно. Но не мало. Это точно. А потом нужно будет проверить, как идут дела у Ролло… Мама видит по моему лицу, что я уже не с ней, где-то далеко, в своих мыслях:
— Спасибо, Атти. Я пойду?
— Хорошо, мама…
Она делает шаг к двери, но вдруг замирает на пороге, уже протянув руку к замку, оборачивается:
— Атти… А каким ты был раньше? До того, как стал…
…Слова застревают у неё в горле, но я понимаю, что она хотела, и молча включаю компьютер. Вспыхивает изображение, увеличиваю его во весь рост, и слышу потрясённый вздох:
— Высочайший…
…Странно смотреть на себя со стороны. А тут я ещё молодой, мне всего лишь двадцать лет, только вышел из Академии, и сфотографировался на память у знамени своей первой воинской части. Берет, лихо заломленный набекрень, пятнистый хак-хамелеон, в руках — штурмовой бластер, массивный, но лёгкий, тёмно-синие погоны с двумя звёздочками на плечах. Я ещё лейтенант. Эмблема в виде щитка с кометой на рукаве, означающая отряд глубинной разведки… Грудь колесом, ручищи — что шатуны у паровой машины, на боку — офицерский меч, подсумок с зарядами на ремне, словом, красавец. Глупый юнец. А через неделю мы были отправлены в рейд, из которого вернулись лишь я и мой товарищ. Его я вытащил на себе, без ног, истекающего кровью. Засада. Почти всех положили первыми же выстрелами. А меня спасло то, что я отпросился у командира отойти за кустики… Мама возвращается от дверей ко мне, гладит меня по щеке:
— Что-то плохое, да, сынок?
Еле выдавливаю из себя:
— Да нет, ма, просто вспомнилось… Прошлое…
Женщина внимательно смотрит мне в глаза:
— А лгать ты так и не научился, милый.
Приподнимается на цыпочки, ласково целует меня в наклонённую голову, взъерошивает, любя, волосы:
— Всё-таки, мне жаль девочку…
Прикладывает палец к моим губам, не давая возразить, затем открывает замок и уходит к себе. Я спешно гашу сферу, чтобы никто из слуг не успел увидеть чудеса и растрепать о них по всему Парда. Жалко ей. Саури. Знала бы она… Эх, мама! Как ты можешь забыть старую истину, что внешность обманчива? Окончательно выключаю питание, убираю комп в ящик стола, где лежит мой именной бластер. Золотая табличка на кобуре говорит о том, что это непростое оружие. Задумчиво гляжу на него. Потом решительно задвигаю ящик обратно. Надо спать. Подъём будет ранний…
