— Радиация лечит, — уклончиво ответил я, стремясь выдержать его подозрительный взгляд.
— Ты уже трахнул кого-то? — спросил он и запнулся на полуслове, ибо мы увидели двух одноклассниц, которые выглядели мистическими фигурами в низких лучах заходящего солнца. Одна из них была маленькой пухлой блондинкой с нежной кожей, которую я всегда при случае старался погладить; с крутыми бедрами и высокой, уже сформировавшейся грудью. Даже чуть вздернутый носик не портил ее милое, покрытое веснушками лицо. Другая была стройной брюнеткой с мальчишеской фигурой и почти плоской грудью — два холмика печали, что вьюшка намела. Впрочем, ее нервное лицо с темными бездонными, как лесные ночные озера, глазами производило большое впечатление на мое воображение.
— Пьянствуете? — спросила Дина с лукавой усмешкой.
— Лечимся, — ответил Тимур, протянув ей бутылку.
— А мы собрались купаться, — объявила Лена.
— Нужно переодеваться, — с сомнением произнес я.
— Если очень хочется, то можно! — рассмеялась Дина, отхлебнув значительную часть бутылки, и похотливо облизнулась.
Выпитый портвейн давал о себе знать. Кроме того, приятное и необязательное ожидание сменилось тревожной возможностью. Я не до конца верил, что можно взять этих красивых девушек прямо здесь, на пустынном, уже почти ночном пляже, и целовать, лапать, залезть под трусы, сжать мягкую волосатую плоть и, страшно подумать, трахнуть. И они не откажутся, иначе бы не пришли к нам, а расположились вдалеке — берег большой. От таких мыслей я возбудился и почувствовал обидную неловкость.
— Знаешь, почему ты все время облизываешь верхнюю губу? — неожиданно спросил я.
— Почему? — удивилась Дина.
— Ты хочешь увидеть мужской член, поэтому показываешь язык с тайной надеждой на взаимность.
— Дурак! — вспыхнула она. — Во всяком случае, не твой.
— Зря, — сказал я, положив руку на джинсы, — а то могу показать.
— Козел! — чуть слышно прошипел Тимур.
— Спокойно, — сказала Лена, разводя руками, как судья на ринге, — я иду купаться.
— Я уже ничего не хочу, — устало ответила Дина.
— А мне, наоборот, захотелось, — сказал я, чтобы позлить девушку.
— Иди-иди, — проворчала она, — только не забудь снять штаны.
Резко стемнело, и над морем повисла огромная, ко всему равнодушная луна. По песку побежали, настигая друг друга, причудливые тени, которые жили своей обособленной теневой жизнью. В такое время непонятно: то ли мы отбрасываем тени, то ли они отбрасывают нас.
— Давай купаться в лунной дорожке, — предложила Лена.
— Голыми? — недоверчиво спросил я и почувствовал, как внутри разливается холодная пустота.
— Хорошо, — согласилась она после некоторого раздумья, — только иди первым и не оборачивайся.
Я быстро разделся, ощутив крупный озноб, сотрясающий тело, которое стало настолько чужим и отстраненным, что передвигалось самостоятельно, а я брел за ним неуверенными слепыми шагами. Тогда я побежал, бросился с разбегу в древнее теплое море и полетел над поверхностью вод, где темнота объединяла стихии в одно подвижное и тревожное пространство.
К неуклюжему пятиконечному туловищу, оставленному с его страхами и заботами болтаться, подобно бревну на волнах, подплывала Лена. Мне стало стыдно быть таким деревянным, бесчувственным и беспомощным, поэтому я стремительно устремился навстречу. Мы сплелись, настигнув друг друга, не только руками и ногами, но и всем, что есть в человеке. Я едва не захлебнулся, глотнув соленой воды, но продолжал яростно сжимать и тискать нежную девичью кожу.
— Пожалуйста, отпусти, — попросила она и, оттолкнув меня, быстро поплыла к берегу. Я устремился за ней как за добычей. Лена уже выбегала из воды, когда я длинным чисто звериным прыжком повалил ее на песок, перевернул на спину и пробился сквозь мокрую упругую плоть. Девушка вскрикнула, а я громко застонал, почувствовав, как освобождается застоявшаяся сперма.
— Извини, — сказал я, откидываясь на спину, — у меня давно никого не было.
— Очень давно? — иронично спросила она.
— 127 лет, — неожиданно для самого себя ответил я.
— После этого на душе так сладенько, — сказала Лена, поглаживая себя по груди. Действительно, на душе было так радостно и легко, что хотелось смеяться и петь, а главное хотелось еще раз.
