5. Ничего подписывать не буду!
Когда они прибыли с отчетом по уже знакомому адресу, их развели по разным кабинетам. Нину провели в комнату в подвальном этаже, коридоры которого были выкрашены унылой серой краской и освещались тусклыми лампочками, дававшими желтоватый свет. Там ею занялся молодой офицер с капитанскими погонами, преисполненный сознанием собственной важности. Усадив ее на металлический табурет, привинченный к полу посреди комнаты, он сам устроился за письменным столом и стал с нажимом объяснять, что ее отец подозревается в присвоении конфискованных ценностей и вообще «ополячился», откуда недалеко и до предательства интересов Родины. А потому от нее требуется дать подписку, что она обязуется доносить обо всем замеченном…
— Ничего я подписывать не буду! — заявила Нина.
— Ах, так? Ладно, — пренебрежительно-угрожающе бросил капитан, — тогда посиди здесь, подумай, — и с этими словами он вышел, выключив свет, заперев за собой дверь и оставив Нину одну в полной темноте.
Просидев взаперти довольно долго, она почувствовала потребность посетить туалет. Особо не раздумывая, девочка подошла к металлической двери и стала лупить в нее что есть мочи снятой с ноги туфлей на высоком каблуке с металлической набойкой. Звук получился достаточно гулкий, да к тому же Нина подняла истошный визг.
Довольно быстро за дверью раздался голос — не прежнего капитана, а кого-то довольно пожилого:
— Ну, что тебе надо?
Девочка вывалила на него каскад требований и вопросов:
— Выпустите меня в туалет! Где отец? Куда вы его дели?
— Да откуда мне знать, кто твой отец и где он? — отозвался пожилой голос.
— Немедленно открывайте! А доносчицей я все равно не буду! — продолжала настаивать Нина.
Пожилой голос помедлил и произнес:
— Хорошо, открою. Только ты от двери отойди и сядь на табуретку.
— Зачем это еще?! — возмутилась она. — Надоело уже на ней сидеть!
— А ты все-таки отойди и сядь на табуретку. Порядок такой, — терпеливо уговаривал голос из-за двери.
— Ну, хорошо, — в конце концов, согласилась девочка и села на табуретку.
Дверь открылась, щелкнул выключатель, и Нина увидела действительно немолодого мужика в военной форме с автоматом (видимо, охранника). Она же сидела на табуретке, устроив на коленях свой пистолет.
— Пока ты успеешь свой автомат вскинуть, я тебя несколько раз продырявлю, — спокойно объяснила ему Нина.
Мужик покосился на ствол и промолвил:
— Верю, что стрелять ты умеешь, раз тебя с этой игрушкой сюда пустили. Только вот в меня стрелять ни к чему.
— Где отец? — снова стала настаивать она.
— Вот заладила! — отмахнулся охранник. — Погоди, сейчас схожу за кем-нибудь из начальства, у них и спрашивай.
С этими словами он удалился, и почти сразу девочка услышала голос начальника их отдела Иван Иваныча, а затем в дверях показался и он сам:
— Ты чего тут рассиживаешься? Пошли заглянем в ресторан.
— Какой еще ресторан?! Где отец? — в который раз воскликнула Нина, теряя терпение.
— Да давно уже ждет тебя наверху, чтобы в ресторан идти!
Нервное напряжение отпустило не сразу, и в ресторане еда не лезла в горло. Единственное, что Нина смогла поглощать большими порциями, было мороженое. В результате у нее оказалось простужено горло, и когда они с отцом сели в поезд, идущий в Варшаву, он пошутил:
— По крайней мере, хорошо, что теперь ты петь не сможешь! А то опять, как в Польшу приедем, заведешь свою песню про белых панов!
