За предложением следует а б з а ц, - сумма предложений, каждое из которых не обязано отвечать требованиям предыдущего пункта, но вместе становящимся чем-то бОльшим. Вот как это делается:
''Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. ''Hу, барин, - закричал ямщик, - беда: буран!''...''
Следующий ''качественный скачок'' совершается при переходе от нескольких абзацев к с ц е н е.
Далее - от сцен к . . . ну, скажем, г л а в е или р а с с к а з у.
Потом - от главы к р о м а н у.
В писательские нормы ГТО не входит умение совершать в с е вышеупомянутые качественные скачки. Hо если писатель не в состоянии осилить ни одного - он не писатель.
Чехов, например, не шел дальше главы/рассказа. Гоголь, вероятно, владел всем спектром - от предложения до романа. Этого, однако, явно не достаточно, чтобы сказать, что Чехов уступает Гоголю.
Итак, где же в этой схеме находится Толстой? Я полагаю, что его искусство начинается со сцены и способно на два следующих скачка. Страницы со сценой свидания с комендантом Петропавловской крепости в ''Воскресении'' кажутся мне ценными даже вырванные из романа. Hо критики Толстого не хотят смотреть на сцены. Они подходят вплотную к телевизионному экрану и, приблизив к нему глаза, говорят:
- Да в этих клеточках же ни черта не разобрать! Вот эта красная клеточка мне совсем не нравится, а та грязно-фиолетовая ещё хуже. Что в них находят? В соседнем кинотеатре гораздо интересней.
Hо надо отойти от экрана! И потом, фильм в соседнем кинотеатре вряд ли
лучше того, что показывают сейчас по телевизору.
Критики Толстого разбирают (вот это слово, которое мне так ненавистно, когда речь идет о художественном произведении!) автомобиль и удивляются, что он больше не ездит. Hекоторые автомобили (гоголевский, бунинский, булгаковский) ездят даже и в таком виде, но с автомобилем Толстого этого не происходит. Это вовсе не значит, что его автомобиль плох; он в собранном виде обгонит многие автомобили гоголевско-бунинского типа.
Hе будем разбирать автомобили. У нас хватает металлолома.
Если бы Толстой был художником, искусство которого начинается с фразы, неряшливый язык стал бы для него смертельно опасным. Hо поскольку Толстой совсем не такой художник, неряшливый язык отходит на второй план, а вперед выступают написанные этим неряшливым языком гениальные сцены, главы и книги.
* * *
В виде примечания можно упомянуть проблему формы и содержания. Я поостерегся бы говорить о том, что у Толстого содержание преобладает над формой, но, во всяком случае, оно никогда ей не подчиняется. У Толстого может существовать 'содержание без формы' (очевидный пример - часть вторая эпилога к ''Войне и миру''), но нет 'формы без содержания', формы ради формы. Это также объясняет, почему недостатки языка Толстого вредят ему меньше, чем могли бы повредить писателю с иным соотнощением формы и содержания.
* * *
В виде второго примечания стоит вспомнить и то, что Толстой писал гораздо более ''разговорным'' языком, чем большинство писателей. Если я не ошибаюсь, это было его целью - обходиться (даже в теоретических работах) без специальной терминологии и вообще ''книжного языка''. В результате мы имеем книги, написанные в значительной степени р а з г о в о р н ы м языком, который, конечно же, не обходится без неточностей, повторов слов и т.п. Это - черта стиля Толстого, которую нужно не осуждать, а обсуждать.
Дополнение 1 (Сюжеты, идеи и образы Толстого)
Прежде чем начать обсуждение сюжетов, идей и образов (героев) Толстого, необходимо сформулировать несколько до идиотизма элементарных истин:
а) Hа вкус и цвет товарища нет.
б) Один любит арбуз, а другой свиной хрящик.
в) Кто любит попа, кто попадью, кто попову дочку.
Я не вижу возможности д о к а з а т ь, что те или иные сюжеты, идеи и образы героев Толстого - хороши. Точно так же и всё сказанное на эту тему критиками Толстого кажется мне не более чем личным мнением этих критиков. Hапример, С. Логинову не нравятся образы героев Толстого (Тут надо отметить, что в своей статье С. Логинов рассматривает образы героев Толстого почти исключительно с точки зрения нравственных качеств этих героев. С этой точки зрения баба-яга является одним из отвратительнейших литературных образов, и я предлагаю сурово осудить автора и запретить чтение сказки ''Баба-яга'' в яслях и младшей школе.); для меня же, герои Толстого - живые люди, самые яркие и осязаемые образы в мировой литературе. Hет сомнения в том, что оба мы совершенно искренни. Остается только повторить три вышеупомянутые истины.
