Субъект: Дидье Моран, он же Дмитрий Морозов
Возраст: 59 лет
Последний известный адрес: 120 улица Фландр, Париж, 19-й округ
Семейное положение: холост
Гражданство: французское (с 6 октября 1974 года)
Национальность: русский
Профессия: журналист
Далее сообщалось, что три года назад в Лилле Морана обвинили в сексуальных домогательствах по отношению к мальчику. Однако в суде показания ребенка не вызвали доверия и были формально отклонены. Мнение местной полиции: Моран виновен. Поведение судьи в данном случае объяснимо возможно, он располагал какой-то иной информацией, а возможно, в чьих-то интересах было закрыть дело. Во всяком случае, обвинение с Морана снято.
Заканчивался отчет так:
"Субъект с момента своего прибытия во Францию в январе 1968 года принимал активное участие в деятельности русской эмиграции, в частности, в белорусских кругах (см. соответствующее досье). Субъект известен полиции и службе безопасности, с которыми время от времени сотрудничает (см. подробное описание)."
Однако никаких подробностей не прилагалось. Видимо, на набережной Орфевр сочли, что и перечисленного достаточно.
— Полагаю, надо бы побеседовать с этим Мораном, — сказал Баум. Пожалуйста, Алламбо, отыщи его и доставь сюда. Только последи, чтобы он по дороге никому не звонил.
Распорядившись таким образом, Баум отправился к шефу, чтобы обсудить, как бы это поделикатнее устроить демонстрацию фотографий Лашому.
— С премьер-министром достигнута четкая договоренность, — сказал Вавр, — Предъявить фотографии можем, но дальше без его последующих указаний двигаться нельзя.
— Беседа будет записана? Незаметно, да?
— Разумеется.
— Сами все это сделаете?
Баум кивнул:
— Министру придется пережить неприятные минуты. Незачем другим это видеть. Будет ещё время на него поглазеть, если он окажется в чем-то замешанным.
Он вышел из комнаты в конец расстроенным. Ну как участвовать в подобном деле, не испытывая неловкости и стыда? Теряешь лицо…
Позвонив в канцелярию министерства внутренних дел, Баум попросил Лору Фабьен устроить ему встречу с её шефом.
— Хорошо бы господин министр уделил мне не меньше часа, — добавил он, — Беседа может затянуться. Разумеется, я приду тогда, когда он назначит. Тема? Скажите ему, что она касается нашего недавнего разговора. Да, именно так.
Он достал из сейфа фотографии и снова внимательно рассмотрел их. Несомненно, это Лашом. И, несомненно, с двумя тощими юнцами. Содомский грех некрасив, нефотогеничен. Наверно, те, кто к нему склонен, получают наслаждение, и Лашом, вероятно, испытывает какое-то извращенное удовольствие, разглядывая подобные снимки, но на непричастного зрителя они производят угнетающее впечатление. Даже если и не испытываешь особой ненависти к гомосексуалистам — а Баум ничего такого не испытывал.
Лашом на одном из снимков — в профиль, наблюдает с легкой улыбкой, чем занимаются его компаньоны, торс его обнажен, нижнюю половину закрывает спинка кровати. На втором снимке он смотрит прямо в объектив, светло при этом улыбаясь. Позади, над его плечом — один из парней, второй свернулся калачиком внизу, его затылок заслоняет бедра Лашома, положившего правую руку на бедро партнера — происходит, надо полагать, акт феллацио.
Фотографий, по словам перебежчика, было много. Среди них и более выразительные, но он отобрал те, на которых лучше всего виден и узнаваем Лашом.
— Просто не верится, что человек, которому есть что терять, подверг себя столь нелепому риску, — заметил Баум.
— И я так думаю, — согласился Алламбо.
— Зачем он это сделал, как ты считаешь?
— Я чиновник, а не психиатр.
— Нелепый риск, — повторил Баум, — Чего ради?
…Именно эти слова и выкрикнул Антуан Лашом на следующий день, когда на его стол легли чертовы снимки, — Да разве нормальный человек позволит себе эдакое приключение за железным занавесом? Отвечайте, Баум!
— Это меня и удивляет, господин министр.
— И что дальше?
— На обоих снимках вас легко узнать…
— Значит, это дьявольски ловкая подделка.
— Наши эксперты утверждают, что снимки подлинные.
— Не могут они быть подлинными — я сроду такими делами не занимался. Женщины — да, тут я, наверно, чересчур… Признаю. А уж эти русские любят в помойке порыться…
