И нежные тела новобрачных под кронами деревьев.
Я трогал нежным пальцем кожу, похожую на перламутр.
Я видел нежные ноги, которые неслышно ступали по песку.
Сиракузы
Плоскодонка; низкое небо, которое иногда спускалось к нам теплым дождем; запах водяных растений; дрожание стеблей.
Толща воды скрывает, как обильна мощь этого голубого источника. Ни звука. В этой одинокой деревушке, в этом естественном расширяющемся водоеме вода как будто расцветает на стеблях папируса.
Тунис
Во всей синеве ничего белого, что сгодилось бы для паруса, ничего зеленого - для его тени на воде.
Ночь. Кольца, светящиеся в темноте.
Лунный свет, при котором легко заблудиться. Мысли, не похожие на дневные.
Роковой свет луны в пустыне. Крадущиеся демоны змей. Босые ноги на голубых плитах.
Мальта
Необыкновенное упоение летними сумерками на площадях, когда становится еще светлее, а тени больше нет. Восторг, ни с чем несравнимый.
Натанаэль, я расскажу тебе о самых прекрасных садах, которые я видел.
Во Флоренции продавали розы; бывали дни, когда весь город благоухал. Я гулял каждый вечер в Кашинах, а по воскресеньям - в садах Боболи, где нет цветов.
В Севилье, близ башни Хиральда, есть старый двор мечети; торговцы апельсинами ссорятся там из-за симметрично расположенных мест; остаток двора вымощен плиткой; во время солнцепека здесь можно найти лишь очень маленькую тень; это квадратный дворик, окруженный стенами; он очень красив, не могу объяснить почему.
За пределами города, в огромном, огороженном решетками саду, растет множество деревьев из жарких стран; я не входил в него, но смотрел через решетку; я видел бегущих цесарок и подумал, что там много ручных зверюшек.
Как рассказать тебе об Алказаре? Этот сад - персидское чудо; когда я говорю с тобой о нем, мне кажется, что именно ему я готов отдать предпочтение среди всех других. Я думаю о нем, перечитывая Гафиза:
Принесите мне вина
Пусть прольется оно на платье,
Ибо я шатаюсь от любви.
А меня считают мудрецом!12
В аллеях водяные забавы; аллеи выстланы мраморной плиткой, обсажены миртами и кипарисами. С двух сторон - мраморные бассейны, где купались любовницы короля. Там не было других цветов, кроме роз, нарциссов и цветов лавра. В глубине сада росло исполинское дерево, где легко было представить себе пронзенного булавкой бюль-бюля. Возле дворца - другие бассейны, очень дурного вкуса, напоминают о бассейнах Резиденции в Мюнхене, где есть статуи, целиком выполненные из раковин.
В королевских садах Мюнхена я бродил, чтобы попробовать холод майской травы, по соседству с навязчивой военной музыкой. Публика неэлегантная, но меломаны. Вечер очаровывал соловьиным воодушевлением. Пение соловьев томило, как немецкая поэзия. Есть некий предел наслаждения, который человек способен выдержать, и не без слез. Поэтому наслаждение, которое я получал от этих садов, заставляло меня почти болезненно мечтать о том, чтобы оказаться в каком-нибудь другом месте. В это лето я научился весьма своеобразно пользоваться перепадом температур. Веки великолепно приспособлены для этого. Я вспоминаю ночь в вагоне, которую провел у открытого окна, занятый единственно тем, что пробовал прикосновения прохладного воздуха: я закрывал глаза не для того, чтобы заснуть, но ради этого.
Жара, длившаяся весь день, была удушающей, и еще теплый вечерний воздух казался, однако, прохладным моим обожженным векам.
Когда я увидел в Гренаде терассы Хенералифе, обсаженные олеандром, они не цвели; не были в цвету ни Кампо-Санто в Пизе, ни дворик монастыря Сан-Марко, которые я мечтал увидеть утопающими в розах. Но в Риме я видел Монте Пинчо в самое лучшее время года. В изнурительные послеполуденные часы многие искали там прохлады. Живя неподалеку, я гулял там каждый день. Я был болен и не мог ни о чем думать; природа целиком завладевала мной; успокоив свои расстроенные нервы, я порой утрачивал ощущение границ собственного тела, оно как бы тянулось вдаль; или иногда, так сладостно, становилось пористым, как сахар; я рождался заново. С каменной скамьи, где я сидел, почти не было видно Рима, который меня утомлял; над всем господствовали сады Боргезе, ниже которых, на уровне моих ног, совсем недалеко, качались верхушки самых высоких сосен. О террасы! Террасы, возле которых пространство разрывалось. О воздухоплавание!
