Утром в пропасть под мостом полетели другие тела – пока они били тараном в ворота Факельной башни, остававшиеся внутри защитники вывели женщин и детей из замка на мост. Им сказали, что на противоположном берегу ущелья, в Гуадалесте, будет безопаснее. Еще им обещали, что жители городка укроют их в своих домах. Так им сказал, кивая большим зеленым тюрбаном, кади Гуадалеста.
Ежась под ветром и хлещущей с небес водой, две жены Ибрахима аль-Кадира, три его маленькие дочери, наложница с младенцем на руках, престарелая мать и дюжина невольниц осторожно, стараясь не глядеть в страшную пустую глубину по обеим сторонам, пошли через мост.
За их спинами кади подал знак воинам с длинными копьями. Говорили, что крик поднялся такой, словно заживо сдирали кожу с десятка людей. Эхо гуляло под арками моста неестественно долго, словно женщины все еще летели, летели вниз, в бездонную глубину ущелья.
А потом все стихло.
– …Сейид! Вот они! Ведут!
Гвардейцы тыкали пальцами в сторону тропы, ползущей из черной дыры пробитого в скальной толще хода. Вырубленный в камне туннель вел к привратным башням Гуадалестского замка. На виляющей меж неровных камней тропинке замелькали желтые кожаные кафтаны «степных» ханаттани Тарика. Воины тащили за веревку двоих упирающихся людей.
Обоих поставили на колени на узком каменном балконе перед мокрой лентой моста. С пленных содрали доспехи: один отекал под хлещущим ливнем в одной рубахе, на другом остался яркий зеленый кафтан.
– Это начальник гарнизона аль-Кадирийа, – ткнул в того, что в одной рубахе, пальцем Хасан.
Пленник поднял короткостриженую голову. С волос и с острой черной бородки стекала вода. Он посмотрел сначала в лицо Хасану, потом, задирая лицо, на стоявшего на первой ступени лестницы нерегиля.
И плюнул ибн Ахмаду на сапог:
– Тьфу на тебя! Предатель! Таким, как ты, в аду не дают даже гнойной воды!
Командующий Правой гвардией лишь усмехнулся и ткнул пальцем в человека в зеленом шелковом кафтане:
– А это Халид ибн Зайяд. Видишь, Тарик, нас почтил своим присутствием сам шестой имам Зайядитов.
Стоявший на коленях человек, щурясь, смотрел в низкое давящее небо над скалами.
Нерегиль подошел к пленным и негромко проговорил, обращаясь к командиру гарнизона павшего замка:
– Что же ты не умер? Зачем отправил впереди себя харим господина? Ты должен был погибнуть, защищая его…
– Они стали шахидами, – прохрипел чернобородый, тяжело поводя облепленными мокрой белой тканью плечами. – Им лучше быть в раю, чем в твоих лапах, кафир.
Свистнуло и звякнуло. С глухим вскриком человек обвалился с рассеченным лицом на плиты пола. Тарик неспешно встряхнул окровавленными ножнами.
– Повесьте его на мосту. За ноги, – сказал нерегиль. – Мы поможем тебе стать настоящим шахидом.
И, уже не обращая внимания на утаскивающих пленника гвардейцев, Тарик посмотрел на зайядита:
– Где же твой махди, о Халид? Вам, беднягам, все никак не повезет: вашего предыдущего спасителя повесили в Муге, а до этого столь некстати открывшийся скрытый имам покончил с собой в аль-Анбаре. Полководцы халифа каждый раз побеждают ваших таинственных посланников – вам еще не наскучило поднимать мятежи?
Подставив лицо прохладным струям дождя, зайядит молчал. Нерегиль фыркнул:
– Повесьте его на базарной площади Нисибина. В большой компании его единоверцев. Слышишь, Муслим?
И самийа обернулся к сидевшему на верхней ступени лестницы молодому тысячнику. Тот, бережно придерживая висевшую в перевязи руку, встал и поклонился.
– Где этот трусливый засранец? – бросил он молодому каиду, державшему конец веревки, которой был связан зайядит.
Тот покачал головой:
– Прости, сейид. Мы не успели. Они вот, – тут он кивнул на неподвижного пленника, – убили Ибрахима аль-Кадира и сожгли тело. Во дворе вон того домика – видите, третий от стены замка?
И ханетта указал на беленький квадратик под треугольной черепичной крышей. Над домиком действительно поднимался редеющий черный дым.
Тарик медленно кивнул – и сделал знак увести пленного. И поморщился – с моста донеслись вопли человека, который не желал переваливаться через перила.
