Лена, не замечая моего замешательства, взяла и повесила эту вещицу прямо мне на шею.
— Ты чего это, Лена? — спросил я, опешив.
— Я дарю тебе его.
— Но я не могу принять такой подарок. Он должно быть очень ценный, — я встал с земли.
— Да, он ценный. Потому что многие добрые дяди и тёти носили его. У себя на груди. Возле золотого сердечка… — лепетала девочка, поднимаясь вслед за мной.
— Вот поэтому и забери его обратно, — перебил я её, снимая талисман с шеи. Но Лена остановила меня. Она сказала:
— Я не могу его забрать. Теперь уже не могу. Ведь я же подарила. От всей души…
Она была немного растерянна. Складывалось впечатление, что ребенок не понимал, почему я не хочу брать талисман себе. Лена могла расстроиться, а мне не хотелось, чтобы она печалилась. Я решил поискать поддержки у Олега и, беспомощно взглянув на него, попросил:
— Олег, объясни ей…
Олег выглядел весьма веселым. Было похоже, что происходящее развлекало его. Он спросил, улыбаясь:
— Что объяснить?
— Ну как, что? Это же, наверное, драгоценная вещь. Она еще может понадобиться твоей дочери. Деньги всегда нужны.
— Лена не моя. Пусть решает сама.
Девочка дёрнула меня за майку. Я взглянул вниз и увидел её светящиеся добром глаза.
— Максим, ведь я же от чистого сердца. Ведь дарить так приятно. Так хорошо. Если мне хорошо, то нужно, чтобы и другим было хорошо. Чтобы и тебе. А тебе все равно нехорошо. Почему, Максим?
Её взгляд был умоляющим и светлым. И мне вдруг показалось, что я чего-то не понимаю. Не Лена, а я.
— Прости меня, Лена, — приглушенным голосом сказал я.
— За что? — она ласково и внимательно смотрела на меня, смотрела, как будто зная, но все же желая услышать, за что я извиняюсь.
— За то, что мне было нехорошо. Но теперь мне хорошо. Очень. Правда, — я улыбнулся, забыв о деньгах и драгоценностях и подумав о сердце маленькой девочки. — Обещаю хранить твой подарок и никогда с ним не расставаться. Обещаю помнить о тебе и твоей доброте.
Её лицо перестало быть серьёзным. Как луч солнца, заиграла на нём радостная улыбка. Она опять принялась дергать меня за майку и просить:
— Наклонись, Максим. Наклонись.
Я присел перед ней на корточки, и она сняла с себя венок из цветов и надела его на мою голову.
— Вот теперь всё правильно. Тебе хорошо, и ты в цветах, — заключила она.
Она была права. Мне было хорошо. И цветы были не только под ногами. Они лежали на голове. Они цвели в сердце…
Мы не торопясь шли обратно. Дорога серпантина зигзагами исчезала в зелёных зарослях. Лена опять беззаботно скакала и прыгала впереди нас. В её руках всеми оттенками радуги переливался букет красивых цветов. Иногда нам встречались люди, и тогда Лена брала из своего букета цветы и дарила их прохожим. Прохожие были очарованы. Они брали из её рук цветочки и называли её кто как:
«Ах ты мой котёночек».
«Спасибо, золотце».
«Это мне? Моя же ты красавица!».
«Ты посмотри, дорогой. Похоже нам дарят цветы. Спасибо, солнце!» — слышал я реплики приятно удивлённых и умилённых людей. Маленькая девочка творила с ними чудеса. Обыкновенные чудеса. Потому что люди, получавшие от неё подарок, вдруг сами становились тем, что дарила Лена. Они на моих глазах превращались в цветы.
Я посмотрел вокруг. Мне самому захотелось нарвать цветов и раздавать их людям. Но нас окружала густая роща деревьев, в тени которых не было того, что я искал. Я догнал Лену и сказал:
— Дай и мне чуть-чуть.
Она, улыбаясь, удивлённо смотрела, а потом, очевидно поняв мои намерения, отделила от своего букета добрую половину и передала её мне. И я сказал:
— Чур, следующие мои. А твои — за ними, ладно?
— Ладно, — звонко ответила девочка.
И я с большим усердием принялся высматривать на дороге очередную «жертву». «Жертва» долго не шла. Но вот я заметил, как из-за поворота, образованного песчаным серпантином и стеной густых зарослей деревьев, появились три фигуры. Три человека медленно брели, сокращая расстояние между собой и желающим подарить цветы.
«Что они скажут, когда я предложу им цветы?» — подумал я, позволив смущению овладеть рассудком. Я был смущён. Стеснение и что-то вроде робости сковывали меня и мои действия, заставляя волноваться.
